Закрыть бар было легче. Всегда можно подождать пятнадцать-двадцать минут, пока она дотащится до следующего безобразия, и открыть заведение заново. Выкидывая из бара Алису, человек рисковал попасть в фокус ее отвязной злобы. Она могла вернуться, запульнуть снежком в окно, насрать на сиденье машины. Когда ее вытурили в полночь на десятиградусный мороз из «Песчаного бара», она соорудила у задней стены шаткие леса из мусорных баков и забралась по ним на крышу. Там она, выбив каким-то способом оцинкованную трубу, нассала прямо в круглую масляную печь. Через несколько секунд улицу заполнили клиенты бара со слезящимися, как после газовой атаки, глазами.
Можно было позвонить в полицию, где лейтенант Бергстром, поразмыслив и пораскачивавшись, все же приказал бы своим ленивым белым полицейским задержать ее и посадить на недельку под замок, но тогда придется разбираться с другими пра. Осуждая Алису в разговорах и сплетнях, многие сородичи втайне восхищались силой ее духа. Как-то в декабре, после того как ее выволокли из «Крабб-Потте» и отправили на неделю в кутузку, кто-то из тайных поклонников тихо вытащил гвозди, державшие алюминиевые панели, которыми были обшиты стены ресторана. Никто внутри ничего не заметил. «Лобо-Леди» выдавали громкий сальса-свинг, а гитаристом в тот вечер был дурковатый канадец Матаморис, мерзко бренчавший слайдом на своей электре – звук по-любому походил на выдергивание гвоздей. В полночь начался прилив, с моря подул легкий завихряющийся ветер. Вскоре он, однако, разогнался и ободрал солидный ресторан «Крабб-Потте», как шоколадную конфету, зашвырнув обертку к водонапорной башне. Изоляция из фольги и стекловолокно украсили город к предстоявшему Рождеству не хуже мишуры и блесток.
Когда обшивку заменили, а «Потте» отремонтировали, Мирна Крабб пригласила на открытие многих именитых горожан – пришло приглашение и ее старой школьной подруге Алисе. Та купила серебристо-серый костюм-двойку, который, как она надеялась, подчеркнет серьезность ее натуры и одновременно замаскирует лишние дюймы на поясе. Этот новомодный рекон, может, и легче для печени, но добавки, в него намешанные, всяко тяжелее для талии.
Она села на табурет у дальнего конца новенькой стойки и заказала легкое пиво – безмятежная, точно глаз бури. Весь вечер она вела себя солидно и достойно, решив разочаровать ожидавшую скандала публику. Почти весь вечер. Она всего лишь улыбнулась в ответ на шутливый вопрос Дэна Крабба, в чем разница между лесбиянкой и белухой: «двести фунтов и костюм-двойка, хе-хе!» Но когда Мирна Крабб, слегка напившись, взялась проповедовать, что, хотя грехи отцов и не передаются сыновьям, бедным деткам слишком часто приходится расплачиваться за рваные материнские
