– Аааай! – заорал Грир, мгновенно становясь в боевую позицию.
Когда он так дергался, что случалось часто, его и без того крапчатое лицо переливалось разными оттенками, как перепуганная каракатица. Клещи начали было свое падение, но левая рука Грира, метнувшись по-змеиному, поймала крутящийся инструмент прежде, чем тот ударился о палубу. Эмиля Грира нередко обвиняли в трусости, даже в лени, но никто ни разу не сказал, что он недостаточно проворен.
– Сакре пля блю[9], чувак, – осеняя видение спасенным инструментом, – фули ты ко мне крадешься! Я думал, у нас тут «Проклятие мумии»[10]. Твое счастье, я не начал тхэквондить.
Айк хмыкнул и стащил с плеча брезентовую сумку.
– Ты уже потхэквондил сегодня утром с Луизиным мужем.
– Сегодня утром? – Грир стоял в той же позе. Пестрое лицо все так же переливалось. – Гм, да, я отступил, потому что я слишком страшный тип, чувак, – объяснил он, все еще с опаской глядя на партнера. – Запросто сотворил бы с этой большой белой буханкой что-нибудь летальное. Когда он заявился, я встал на путь наименьшего сопротивления.
– Понятно. – Открыв сумку, Айк сменил свой ковичанский жилет на оранжевый пробковый. Начал затягивать веревки. – Очень по-буддистски.
– Рад, что ты оценил. – Теперь, когда Грир почти вышел из режима боевого ниндзя, в нем проклюнулось естественное любопытство. Он шагнул к Айку изучить вблизи забинтованный лик. – Иисус, Мария и Магомет, комрад, чем ты все это время занимался? Целовался с дикими кошками?
Айк застегнул замок на сумке и сунул ее в ящик под настилом. После этого Гриру осталось лишь наблюдать, как его друг, оторвав от рулона кусок бумажного полотенца, счищает соль и сажу с переднего стекла кабины. Сообразив, что не получит на свой вопрос ответа, Грир развел клещи и снова склонился над крепежными гайками. Он успокоился, и лицо вернулось к той расцветке, которую можно назвать привычной, но ни в коем случае не ординарной. Грир был пятнист, как дно приливной лужи. Рожденный в самой черной секции биминских трущоб, Грир был десятым сыном золотистой восточноазиатской пленницы, трахнутой рыжебородым потомком викингов – помощником машиниста на сыровозе из Гетеборга. От этого союза не родился черный человек, равно как желтый или красный. Грир был как пасхальное яйцо, немного треснутое, а потому отложенное в сторону и в самом конце брошенное в чан с остатками всех красителей. Такие яйца получаются коричневатыми и размазанными, с переходящими друг в друга оттенками фиолетового, лилового, терракотового и рыжего. В нем никогда бы не заподозрили уроженца островов, если бы он не пускал в дело толстые намеки: он заплетал свои волосы в упругие дреды, он солил свою речь случайными французскими фразами, хотя нигде, кроме кино, не слышал этого языка, а на вопросы о бороде, как у Эрика Рыжего, отвечал:
