Мне казалось, что будет мучительно раз за разом вспоминать свое гадостное прошлое. Мики придерживался прямо противоположного мнения: чем чаще говоришь о случившемся с тобой ужасе, тем больше отдаляешь его от себя.
Так оно в итоге и произошло: фалафельщик и Мени Царфати с течением времени превратились в слова, в рассказ, написанный кем-то другим и о ком-то другом. Выступая перед тем или иным клиентом, я чувствовала себя актрисой, которая играет роль в театральной пьесе – весьма правдоподобной, но не имеющей отношения к ней самой. Возможно, это сказывалось на качестве представления, но я старалась компенсировать снижение уровня искренности растущим профессионализмом. В нужных местах мои глаза по-прежнему источали слезы, губы дрожали, а нос хлюпал, в то время как голова сохраняла спокойствие, ясность и наблюдательность.
Лотта слушала, сочувственно вздыхая, кивая и отвлекаясь лишь на то, чтобы снова и снова поправлять меня в духе новой вагонно-вагинной лексики. Я рассыпалась в извинениях, ссылалась на недостаточное знание языка – вернее, «словейки» – и продолжала изливать душу, одновременно стараясь осознать природу нарастающего во мне ощущения фальши. Сначала, по вечной привычке обвинять во всем саму себя, я заподозрила, что играю недостаточно хорошо, но потом, присмотревшись к директрисе, поняла, что дело не во мне, а в ней.
Фальшивило не мое представление, а ее сочувствие! По-настоящему сопереживающая женщина – вернее, «вагинетка» – не станет украдкой посматривать на часы в разгар рассказа о том, как обдолбанный муж – вернее, «вагиновожатый» или как его там – выламывает дверь в ванную, где заперлась дрожащая от страха жертва насилия. Лотте попросту было скучно слушать эту историю. Скучно! Вообще говоря, такого рода скука мало о чем говорит – особенно если работаешь в таком месте, где тебе приходится выслушивать подобные излияния по нескольку раз в день. Тут уж поневоле обрастешь носорожьей кожей – будь ты хоть вагонетка, хоть вагон, хоть маленькая тележка. Но только не в том случае, когда ты прошла через это сама!
Только не в том случае, когда ты сама, собственной персоной, сидела, сжавшись в комок, между раковиной и унитазом, а над тобой нависал брызжущий матом и угрозами подонок – нависал, чтобы, ухватившись за волосы, выволочь наружу и обработать ногами в грудь и в живот, обещая убить если не прямо сейчас, то в следующий раз. Когда ты сама прошла через это хотя бы однажды, тебе не будет скучно слушать аналогичную историю от другой женщины, даже если ты зовешь ее «вагонеткой». В твоих глазах непременно будет видна тень пережитого кошмара – твоего личного, унизительного, отвратительного и незабываемого. А уж коли нет такой тени, значит…
