В середине июня приехал начальник Особого отдела округа, и Павлов доложил ему наши соображения. Генерал согласился с нами и изъявил желание лично участвовать в беседе с Домниным.
Домнин резким привычным движением распахнул дверь и вошел в кабинет.
— Разрешите? — спросил громким голосом, увидев генерала, смутился.
Владимир Васильевич невольно залюбовался Домниным. Такими представлялись ему кадровые офицеры старой русской армии. Округлая каштановая бородка с рыжеватым оттенком, очки в позолоченной оправе, густые, ровно подстриженные брови.
Весь облик Домнина, его безукоризненная военная выправка приковывали внимание, были броскими, будто нарочно рисовался, желая произвести впечатление на окружающих. Генерал вышел навстречу Домнину, пожал руку и пригласил сесть.
— Как идут дела, полковник? Как ваша диссертация? — спросил генерал, заранее ознакомившийся с личным делом Домнина.
— Нормально. Осенью буду защищаться… Слушаю вас, товарищ генерал, — сказал Домнин, понимая, что пригласили его не затем, чтобы узнать о диссертации.
— Буду откровенным, — генерал сел напротив Домнина. — Нас интересует один вопрос: чего это вы вдруг стали распивать коньяки с помощником американского военного атташе?
По тону генерала Домнин понял: здесь все знают о его сочинской встрече, и скрывать нечего.
— Он же сам подсел ко мне — это раз; на лбу у него не написано, кто он, — это два. Я поверил, что он коммерсант…
— Расскажите подробно, как все случилось, а мы с майором послушаем.
— В тот вечер что-то взгрустнулось мне. Схожу, думаю, в ресторан, музыку послушаю, на веселых людей погляжу. Заказал что положено, сижу. Неожиданно появляется респектабельный гражданин в клетчатом костюме. «Не возражаете?» — «Пожалуйста», — отвечаю, Он тоже заказал коньяку. Чокнулись, стали знакомиться. Мужчина назвался Иваном Ивановичем. Я усомнился: внешность, акцент… Он, должно быть, заметил, что не верю, признался: дескать, пошутил, на самом деле иностранец. Начал объясняться в любви к русским воинам, с которыми ему будто бы посчастливилось встречаться на Эльбе. А я тоже там был.
«Вы американец?» — уточняю. «Да, я коммерсант из Штатов, — отвечает он. — Путешествую по вашей великой и прекрасной стране».
— Вы были в форме? — перебил генерал.
— Да, зашел ненадолго, время позднее — не захотелось переодеваться.
— Продолжайте, Николай Николаевич.
— Ну, начали беседовать. Я стал выговаривать ему: мол, американцы изменили дружбе, скрепленной солдатской кровью. Он говорил, что русские хотят весь мир обратить в коммунистическую веру, а на Западе, дескать, выше всего ставят личную свободу. Я пожалел, что начал такой разговор, и сказал, что ресторан — не место для подобного рода дискуссий, и попросил счет.
