— Вы член партии?
— Беспартийная.
— Награды?
— Ордена Отечественной войны второй степени и Красной Звезды, шесть медалей.
— Скажите, Людмила Ивановна, вы давно знакомы с Валентином Мамкиным? — спросил я, всматриваясь, какое впечатление произведет на Синеокову этот вопрос.
— С сорок третьего года, — сказала Синеокова. Брови ее удивленно взметнулись.
— Какие у вас взаимоотношения?
— А это тоже относится к делу?
— Если хотите, да.
— Чего Валька натворил? Недавно виделись, все было нормально.
— Людмила Ивановна, он ничего не натворил, просто нам надо кое-что уточнить.
— Ну раз надо, отвечаю со всей откровенностью. У нас любовь!
— Расскажите, когда познакомились, как часто встречаетесь?
— Я же сказала, познакомились в сорок третьем. Его танк был подбит. Валентин чудом сумел вывалиться из люка и потерял сознание. На счастье, поблизости оказалась я, доволокла… — Синеокова замолчала, должно быть, ей было тяжело вспоминать о тех событиях. — Валька считает, что я спасла ему жизнь, — вновь заговорила Людмила Ивановна. — Впрочем, может быть, так оно и было… Когда выздоровел, вернулся в часть, отыскал меня… Привыкли друг к другу. Хотели пожениться, не получилось. Характеры не сходятся, что ли? — откровенничала Синеокова. Мы не перебивали ее. — Мы с ним такие люди, — продолжала Людмила Ивановна, — которым, как говорится, врозь скучно, а вместе тесно. Больше недели не можем быть рядом, обязательно начинаем ссориться.
— С Мамкиным часто видитесь? — спросил старший лейтенант.
— Один раз в месяц. — Синеокова задумалась, лицо осветилось улыбкой. — Как в детективном романе, встречаемся в первую субботу каждого месяца. Простите, в прошлом месяце не виделись: я была в отлучке, ездила в Кисловодск.
— Почему такая точность?
— Мы решили встречаться один раз в месяц, а чтобы не договариваться о дне, установили: первая суббота.
— И Мамкин ни разу не нарушал ваше расписание?
— Нет. Он знает: я люблю железный порядок. Если бы он приехал в другой день, я, скорее всего, не приняла бы его.
— Почему?
— Такой уж, наверное, идиотский характер у меня. Люблю его, а вот ничего не могу поделать с собою. Знаю: и он одну меня любит, другая женщина ему не нужна. Даже к жене не ревную: уверена, что жена у Валентина только для видимости, как с женщиной он с ней не живет.
Рассказ о столь интимных сторонах жизни взволновал Синеокову, лицо покрылось румянцем, отчего она казалась еще привлекательнее.
Я готов был поверить, что ради любви к такой женщине — пойдешь на все. И все-таки не мог согласиться с тем, что Мамкин держит жену только в качестве домашней прислуги. Да и какая женщина примирится с подобной унизительной ролью в семье? Вероятно, любовь ослепила Синеокову и она уверовала в доводы, созданные собственным воображением.
