«Теперь, Динго, — скажет человек, — этот с раздвоенным ухом, и тот костлявенький, что прячется позади вон тех овец. Загони-ка их в угол. А сейчас хромой, помнишь, прошлым летом он всё спотыкался, бегая среди высоких скал, и вон тот ягнёнок с каурыми пятнами, тот, тот, что ведёт себя скорей как собака, чем как овца».
«Моя жизнь — в повиновении», — уговаривал сам себя Динго, когда эти ужасные мысли стучали у него в голове. Ну хорошо, в этот, один-единственный, раз он не послушается. Ой ли? И что из этого выйдет? Всё равно зацепит пастух своей ярлыгой Тони за шею и поволочёт его, барахтающегося, вместе с другими. Но тут, думал Динго, в сумасшедшем броске он швырнёт своё тело к воротам кошары: «Бежать!» — позовёт он Тони. Но ворота собаку выдержат. Они стоят прочно.
Вернулись тягучие зимние дни, один день сменялся другим, солнца не было. Казалось, оно никогда больше не поднимется, оно мертво. Друзья проводили вместе долгие часы, но оживлённых бесед уже не было, между ними стояло затянувшееся молчание. Тони прекрасно понимал, почему в глазах Динго жили растерянность и жалость. Оба напряжённо ждали ужасного дня, который непременно придёт, когда минет пора стрижки овец.
Тёмное низкое небо поливало дождём — каждая капля как льдинка, а дождь со снегом кололся, как колючки терновника. Казалось, зима никогда не кончится. Но хотя весна запаздывала и потому откладывалось время стрижки овец, Тони ждал её прихода. Весной голуби заворкуют в сгущающихся сумерках, а сейчас слышен только голодный вой волков: они всё ближе и ближе подкрадываются во мраке. Весной радостно парит жаворонок и светлеет от этого небо. Весной чёрные-чёрные вороны и стерегущие добычу ястребы не станут больше кружить в небе, а улетят к высоким скалам вить гнёзда и выкармливать своих птенцов.
Пастух тоже ждал прихода весны.
— Этот дождь должен же кончиться, — говорил он Динго, сидя у огня. — Пора нам сходить в деревню за продуктами. И пора выгонять отару на пастбище. Пусть поищут первой молодой травки.
Однажды вечером пастух вытряхнул из мешка последние крошки ячменя. Ему удалось испечь всего лишь маленькую ячменную лепёшку.
— Всё равно я голоден, — сказал он Динго. — И винный бурдюк тоже пуст. Мы должны пойти в деревню. Если поторопимся, будем назад раньше, чем ночные хищники выйдут на охоту.
Он укрепил бурдюк на спине Динго, свернул мешок из-под ячменя и зажал его под мышкой. Тщательно закрыв на засов ворота, он отправился в деревню, что лежала далеко внизу.
