Сердце словно выпрыгивало из груди, но действовать приходилось осмотрительно. Он поднялся, стараясь не издавать ни звука и оставаться незамеченным: только Биби проснулась и быстренько взбежала по рукаву на плечо, свой излюбленный насест.
В домике на дереве было небольшое слуховое окошко, закрытое жалюзи, истрепавшимися за долгие годы. Створки были повернуты внутрь, и Гомер мог наблюдать за всей территорией и подступами к ней – как и задумывал когда-то Давид Пим.
Мальчик перешагнул через спящих друзей, стараясь не отдавить никому руку или ногу, и напряженно уставился в сад из-за створок жалюзи.
Машина стояла уже перед самым гаражом, но это был не полицейский автомобиль. Это была машина матери.
Волнение мгновенно воскресло. Он машинально взглянул на часы смартфона: четыре с четвертью. На смену облегчению снова пришли другие тревожные мысли. Что понадобилось тут матери среди ночи? Рестораны давно закрылись. Или она была в баре? На дискотеке? У проклятого Антиноя? Разве что вечеринка у друзей и вправду так затянулась, а впрочем, Гомеру не нравился ни один из вариантов.
И почему она все еще сидела в машине? Гомер видел в кабине силуэт матери, освещенный голубоватым светом ее смартфона. Она звонила? Набирала эсэмэску? Но кому?
Немедленно ответить ни на один из этих вопросов было невозможно. Ждать до завтра – но кто гарантирует, что ответ найдется завтра?
– Много будешь знать – плохо будешь спать; сам скрываешь столько тайн – и другим посекретничать дай.
Шепнув это ему на ухо, Биби лишний раз подтвердила, какой она мудрый зверек.
Гомер с облечением вздохнул, увидев, что мать выходит из машины, но тут же затаил дыхание – ему показалось, что она направляется прямо к его сосне. Потом рассудил здраво: бояться нечего – они ведь решили провести ночь здесь, все вместе, и Лилу, и Саша тоже. Нинон об этом знала, все было в порядке.
Но вот мать открыла дверь в дом, сейчас темный и затихший, и исчезла внутри. Гомер, все еще замирая от страха, наконец перевел дыхание.
Он вернулся туда, где спал; там уже вволю раскинулась Лилу, воспользовавшись освободившимся местечком. Гомер деликатно подвинул ее ногу, она что-то проворчала во сне, но потом съежилась рядом, когда он растянулся на своем месте. Ему очень нравилось чувствовать, что девочка совсем близко, лежит рядом – но при этом крепко спит и не осознает этого.
Положив голову ей на плечо, он подумал сперва о матери, а потом – о словах Биби. Все закончилось смесью сна и яви, кошмара с бредом, вот уже мамин ухажер Поль Мартино хохотал истошно, как сумасшедший клоун, полицейский с рожей химеры и в красном бархатном плаще вылезал из машины, Телемах уносился в воздух на велосипеде, гнусавя: «Телемах едет домой», – а мать превращалась в женщину-монгольфьер и уносилась далеко, так далеко…
