Все трое расхохотались, а Телемах смотрел на все это, не зная, что сказать.
Усевшись по-турецки, поставив в середину круга поднос, они набросились на еще дымящуюся пиццу, и теперь все только и издавали радостное «м-м-м». Право на кусочек было и у Биби, и она с жадностью съела свою долю.
– Ну как тебе? – спросил Гомер Телемаха.
Тот ответил с сияющим взглядом, с губами, еще блестевшими от горячего сырного жира:
– Никогда не ел ничего вкуснее!
– Класс! Это лучшее, что есть в мире! – подтвердил Саша. – А теперь попробуй еще и «Нутеллу»…
– Там, откуда ты, такого нет? – отважился спросить Гомер.
Телемах покачал головой.
– А что же вы тогда едите? – поинтересовался Саша.
– Рагу.
– Рагу? Не уверен, что верно представляю себе, что это такое, но мне тебя от всей души жаль.
– А знаешь, – вмешалась тут Лилу, – Саша питается почти исключительно пиццей.
– И еще «Нутеллой»!
Саша дружески толкнул девочку локтем, а та в ответ показала ему язык. Телемах наблюдал за этим с серьезным интересом.
– А супруги Финк приходят… приходили навещать тебя иногда? – спросил Гомер.
– Да. В первые годы я тоже бывал у них иногда. Они очень любезные, но это никогда ничем хорошим не заканчивалось, они упрямо называли меня Жоржем, их малышом Жоржем, дорогим сынком, и всё показывали мне фотоальбом, говоря: «Вот помнишь, тогда на Рождество тебя одели в костюм пирата, и ты все кричал: „На абордаж!“», или еще: «А этот снимок – когда мы ездили на каникулы в Венецию, помнишь? Папа еще уронил в канал бейсболку».
Он похлопал ресницами, сдерживая подступавшие слезы.
– Меня и вправду опечалило, что у них исчез сын. Но не мог же я прикидываться им только затем, чтобы они не были так несчастны!
– Конечно, не мог, – поддержала его Лилу.
– И всегда кончалось тем, что мадам Финк плакала, а мсье Финк отправлялся на стадион и бегал там часами. С тех пор как я в Гренатье, он, наверное, совершил уже несколько марафонских забегов. В последний раз, когда я у них был, меня охватила настоящая ярость: эта мадам Финк вытащила целый ящик детских игрушек, которыми я якобы забавлялся, пока был ребенком. Она называла это «плеймобиль». Я начал кидаться ими и вопил, что хочу найти своих настоящих родителей, а она и ее муж просто самозванцы. По-моему, я нагнал на них страху. Но при этом они, кажется, осознали, что я им не сын… Доктора увеличили мне дозы лотоса, и я стал совсем вялым. После того дня супруги Финк по-прежнему приходили навестить меня в Гренатье, но уже не так часто. А вот я к ним не приходил больше никогда.
