– Так я рассчитываю, что ты напомнишь тете, ладно? – наконец закончила она.
– Сейчас же пошлю ей эсэмэску.
Мадемуазель Драпри уже наметила другую добычу и отпустила мальчика.
– Уф, я чуть не помер, – проворчал он.
– Давай быстрее, а то опять опоздаем! – предупредила его Лилу.
Они шмыгнули в коридор и, как раньше, проскочили в класс под самый звонок, не успев поговорить. В довершение бед все смежные места были заняты, им поневоле пришлось сесть в разных концах. Гомеру уже начинало казаться, что все нарочно складывалось против него, чтобы он не смог обо всем рассказать друзьям.
Затем пришлось вынести самый длинный в его жизни урок французского. Много раз он ловил взгляд Саша, сидевшего у окна: его приятель мучился от любопытства и тоже больше не мог терпеть. Лилу сидела впереди, и Гомер видел только ее спину и длинные каштановые волосы, собранные в высокий хвост. Она притворялась, что слушает учителя, который не нашел более увлекательного занятия, чем чтение вслух по ролям пьесы, и раздал ученикам листочки с текстом, не считаясь с их желанием в этом участвовать. Гомера утешало только одно: ему роли не досталось.
Когда бесконечный урок все-таки завершился, Саша молитвенно сложил руки, возблагодарив небеса.
Не обмолвившись ни словом, они стремительно выскочили из класса, раньше всех вбежали в столовую, набросали на тарелки, что попало под руку, и уселись за самым дальним столиком.
– Ну наконец-то, – сказал Саша, – говори же скорей, что случилось?
– Да всё Биби-Два… – начал было Гомер.
– А я-то думал, это был твой отец, ведь ты сказал, что узнал, где он!
– Дай ему сказать! – проворчала Лилу.
Гомер протер глаза, потом провел рукой по лицу. Все это сейчас казалось бредом.
– С начала, Гомер, начни с начала, – посоветовала ему подруга.
При этих словах он посмотрел на нее так оторопело, будто переживал случившееся заново. Мысли роились в голове, толкали друг друга, летая и потрескивая, как искры.
Друзья вполне могли счесть его сумасшедшим.
Ну и пусть… Он не мог дольше держать в себе эту тайну. Взволнованный, взбудораженный, еще и недоспавший, Гомер отбросил всякую осторожность и приступил к рассказу о ночном приключении.
