— Вне всяких сомнений.
— А может…
— Не стоит. При проведении расследования ты сможешь со всей прямотой заявить, что княжич умер от полученной раны.
— А ты?
— За меня не переживай. Обмануть «Лжекамень» не сложно. Это только считается, что подобное невозможно. В действительности же всё зависит от правильности подхода.
— И как ты его обманешь?
— Да просто. Буду честен.
— Ну вот спросят тебя, мог ли ты спасти жизнь княжича, прибыв на место нападения, — не унимался главный стражник.
— И я отвечу, что нет, — с лёгкостью произнёс целитель.
— Это ложь, о чем тут же сообщит амулет.
— Отнюдь. Я скажу правду, Сергей Юрьевич. Как ты полагаешь, если я сейчас подниму его с помощью «Лекаря», Григорий Фёдорович останется в живых? — поинтересовался Брилёв.
— Не для того всё затевалось, — покачав головой, ответил Ковалёв.
— То есть, по факту, я его спасти не могу, — разведя руками, произнёс медик.
— Ох и лиса же ты, Никифор Авдеевич, — стражник погрозил целителю пальцем.
С-сволочи! Предатели! Твари! Он до них ещё доберётся! У него в бульдоге осталось два патрона! Нужно только поднести перстень на левой руке к подбородку. Вот только сил на то, чтобы выполнить такое простое движение, у него уже не было. Княжич явственно ощущал как жизнь покидает его тело. Спасение было на среднем пальце левой руки. Но в то же время, оставалось недосягаемым. Наконец его в очередной раз накрыла тьма. И теперь уже окончательно.
— Что и требовалось доказать, — склонившись над мёртвым телом, в попытке нащупать живчик, произнёс Брилёв.
— Антонов, сфотографируй тело. И забирайте его.
— Амулеты снять, ваше благородие?
— Не нужно. И револьвер сунь ему в кобуру. Давай, поторапливайтесь. Жандармы наверняка уже в усадьбе.
— Так может обождать их здесь, — предположил Антонов.
— И так обойдётся. Некогда тут торчать. Не хватало только, чтобы всё пошло наперекосяк из-за недогляда.
— Есть, ваше благородие.
Наконец-то! Господи, как же я задолбался в этом беспросветном мраке безвременья! О чем это я? А вот представьте что вы лежите не то, что не в состоянии пошевелиться, но не ощущая тела. Вообще. Потому что его нет. Но есть твоё сознание, и чувство времени. Можешь думать о чем угодно, представлять всё что пожелаешь, но увидеть это в красках ты не сумеешь. И провалиться в сон тебе то же не дано. Есть только тьма, ты и явственное ощущение времени.
Восемнадцать тысяч двести семьдесят семь дней, пятнадцать часов, двенадцать минут и тридцать три секунды. Пятьдесят с небольшим лет, мать их! И никакой возможности сойти с ума. Потому что это единое информационное поле Земли, ЕИПЗ. Слышали о таком? А моё сознание всего лишь матрица.
