– Конечно, нет. Оставайся, живи пока, а там посмотрим, – ответил Борис. На другой день, как всегда, он отправился в роддом.
В приемной толпилось очень много народа. Все шумели и горячо о чем-то разговаривали. Тут же было несколько врачей, и даже сам директор клиники, профессор Бернштейн. Борис прислушался к разговорам и вскоре узнал о несчастье, которое произошло в эту ночь в роддоме.
Здание Роддома, а также и все коммуникации, подходящие к нему, не были приспособлены к таким сильным морозам, которые внезапно обрушились на Краснодар, (термометр показывал 25 градусов ниже нуля). Ночью трубы, подводящие воду, замерзли, лопнули, и паровое отопление здания вышло из строя.
Температура в помещении роддома упала до таких низких цифр, что, опасаясь за жизнь новорожденных, их отдали матерям, чтобы те, взяв ребят к себе под одеяло, отогревали их теплом своего материнского тела. Также была вынуждена поступить и Катя.
К моменту прихода Бориса директор клиники объявил, что всех матерей и детей, кого уже можно было выписать, т. е. тех, у кого детям исполнилось хотя бы 4–5 дней, нужно немедленно забрать. Для перевозки будет выделен санитарный транспорт – машины скорой помощи, которые вот-вот прибудут. Тех же, кого выписать нельзя, соберут в одну из палат противоположной стороны здания, где отопление еще действует, так там стоят обыкновенные голландские печи, которые и топят дровами.
Новых рожениц, если таковые появятся, придется везти в роддом станицы Пашковской.
Протискавшись через толпу взволнованных отцов, бабушек и дедушек, Борис, наконец, смог поговорить с женщиной-врачом. Она, к счастью, оказалась как раз тем человеком, который лечил его жену.
На вопрос, можно ли сейчас увезти жену и ребенка (Борис надеялся взять легковую машину в «Зернотресте»), она ответила отрицательно:
– У ребенка внезапно поднялась температура. Мать и ребенок переведены сейчас в ту половину, где имеются теплые палаты. Возможно, что это ознобление, которое произошло сегодня ночью, еще ухудшило состояние вашей дочки. Вы не беспокойтесь, мы примем все возможные меры… – заверила она Бориса.
Но он, терзаемый беспокойством за жизнь дочки, поздно вечером снова пробрался в приемную и, хотя часы приема уже окончились, сердобольная няня вызвала к нему жену.
Катя, с осунувшимся лицом и ввалившимися глазами, закутанная в какой-то большой халат, рассказала ему, что Ниночка (так они решили назвать дочку), заболела воспалением легких, наверно, еще вчера. В эту ночь положение ее ухудшилось, и сейчас она в очень тяжелом состоянии.
