Ведь все мои идеалы, все, за что я воевал в партизанах в 1920 году, все, за что я сражался с кулаками в 1930-х годах, оказалось утоптанным в грязь.
Ведь вместе со мной среди настоящих бандитов, воров и грабителей, находились честные советские люди… Старые коммунисты, проведшие года на царской каторге и в царских тюрьмах… Люди, которые не раз жертвовали своей жизнью, не раз проливали свою кровь за наш советский народ, за партию. Они вдруг оказались врагами народа. Как это могло случиться?! Я этого понять не могу.
Ну, вот со мной как-то разобрались… Но ведь это произошло только потому, что моя Людмила Петровна десятки раз стучалась во все двери, до самых высоких… И что же оказалось? Что я отбыл три года в тяжелейших условиях заключения – ни за что! Что я совсем, совсем ни в чем не виноват. Меня не только освободили, а беспрекословно, без какого-либо замечания и в партии восстановили. Вот как раз сегодня и билет вернули. Я за тем сюда и приезжал.
Но ведь три года жизни у меня вычеркнули… Люди, которые это сделали, спокойно сидят на своих местах!
Мало того, теперь, когда я вернулся полностью реабилитированным и мне предлагают снова занять ту же должность, с которой меня арестовали, эти люди по уголкам продолжают шушукаться и утверждать, что, видимо, за Дмитрием Сердеевым что-то было, зря бы три года не продержали… Теперь как ни смывай, а пятно-то это останется… С этого запьешь!
И Дмитрий Яковлевич выпил остатки водки из своего, уже почти пустого, стакана.
Во все время рассказа Сердеева, Борис молчал и думал. Думал он о том, а что же произошло с ним, с Борисом Алешкиным?
Его вышвырнули из партии, по существу, без всякой мало-мальски серьезной причины, приписав ему такие проступки, которых он никогда не совершал, и которые по самому своему содержаний можно было назвать попросту глупыми. Припомнил он также и то, что когда он рассказывал о своем состоянии после исключения тому же Дмитрию, бывшему в то время партийным работником, с каким недоверием тот слушал его исповедь. Так и казалось, что он воскликнет:
– У нас зря не исключают!
Ну а сейчас он на себе испытал, как это бывает. Научило ли это его чему-нибудь? Затем мысли Бориса невольно обратились к брату.
Ну вот, взяли Борьку – мальчишку! За что? Где он? Что с ним? Рассказать об этом сейчас Сердееву?
Нет, – подумал Борис, – не нужно! Он ведь не поймет! Это он сейчас под влиянием водки так распустился… А протрезвеет и опять будет кричать: слава Сталину, он непогрешим, и его действия, а также и действия его ближайших соратников могут быть только правильными. Лучше промолчать.
