– Беда его в том, – добавил Кучинский, – что он хороший врач и хороший человек, но находится под плотным каблуком своей «жены», майора медслужбы Минаевой, начальника второго хирургического отделения, и поэтому часто в решении вопросов идет у нее на поводу. Правда, сейчас его роль стала меньше, с открытием терапевтического госпиталя большинство больных передается туда. Вам будет легче.
«Почему легче? – подумал Борис, ведь все равно осложнения у раненых в грудь должны лечить мы». Он ничего не сказал вслух и уже впоследствии понял, что поступил разумно. Недели через две после того, как он стал полноправным хозяином госпиталя, он узнал, что между Минаевой и Кучинской, женой начальника госпиталя, являвшейся начальником 1-го отделения и ведущим хирургом, велась постоянная и обоснованная вражда. Кучинская, сравнительно молодая женщина (моложе мужа лет на 10–12), должность ведущего хирурга выполняла чисто формально и явно не справлялась с ней. Она завидовала Минаевой, имевшей более высокую квалификацию и опыт, но не хотела с ней советоваться и в своей работе выезжала на знаниях и опыте Чистовича, которого безбожно эксплуатировала.
Кроме того, пользуясь своим положением жены начальника, забирала себе и лучших сестер, и большее количество медикаментов. Минаеву это злило, она часто ссорилась с ней, а, следовательно, и с самим начальником госпиталя.
Одним словом, уход Кучинского и его жены из госпиталя встречала с радостью. Правда, ее мечты стать ведущим хирургом госпиталя не сбылись, им стал сам начальник госпиталя.
Но, повторяем, все это Борис узнал гораздо позднее. Сейчас же он заходил в палатки, осматривал их состояние, здоровался с персоналом, с ранеными и, не задерживаясь, следовал дальше.
Но он обратил внимание на то, что все палатки находились в очень ветхом состоянии и выполняли свое назначение только потому, что стояли неподвижно. В каждой из них стояло по две железных печи, а стены в нижней части высотой примерно на полметра, а кое-где и выше, укреплялись досками. С наружной стороны палаток были устроены земляные завалинки. Разлохматившийся брезент к доскам прибит гвоздями.
Все это немного расстроило Бориса.
«Ведь при передислокации, – подумал он, – почти ни одну из этих палаток с места не стронешь! А стронув, на новое место одни лохмотья привезешь».
Но он опять ничего не сказал.
Затем они осмотрели барак для выздоравливающих, имевший более 70 мест на двухъярусных вагонках, в настоящее время почти пустой. Осмотрели жилые землянки медсестер, врачей, санитаров и автовзвода. Затем прошли на пищеблок, где сняли пробу.
