Похолодев, вспомнила про стрелку — за всеми этими событиями я так и не переоделась в колготки, которые дала мне Фелиция, и заплела ноги одна за другую. Но было поздно — мадам Диофант явно успела разглядеть дырку.
Что сегодня за день-то такой, святые небеса, и когда же он кончится?
— Давно работаешь у нравственников? — поинтересовалась женщина у меня вдруг, пользуясь тем, что полицейские слишком заняты своим делом.
— Я не у нравственников, я в архиве, просто меня направили… — бестолково попыталась объяснить я и под ее взглядом смолкла.
— Когда-то я тоже носила колготки марки «Любава», — проговорила она, ничуть не смущаясь. — Я их сразу узнаю. Отвратительный цвет, толстые, неприятные к телу и совершенно неэластичные, и эта резинка — слишком тугая и жесткая, как же она давила мне на живот! Зато очень экономичные — просто сносу им не было!
Я протянула «Э-э-э», не зная, как реагировать на подобное откровение. По правде говоря, резинка этих колготок действительно была тугой и неприятной, натирала кожу. К счастью, появление кардинала избавило меня от необходимости продолжать разговор. Похоже, обыск был закончен. И похоже, нравственникам и Тернеру придется уйти отсюда ни с чем.
— Сегодня у меня на тебя ничего нет — это так, Диофант, — проговорил кардинал негромко. — Но я бы на твоем месте не спешил праздновать. Сегодня ты подписала себе смертный приговор. Я все равно достану тебя и докажу, чем ты тут занимаешься, и тебе не поможет даже покровительство Его Сиятельства Константина Леоне. Кто-то предупредил тебя, и, поверь мне, я выясню, кто это был.
И, как будто не желая слышать ответ хозяйки дома и оставаться тут больше ни минуты, Его Высокопреосвященство, ни на кого не глядя, вышел за дверь, а за ним и остальные полицейские.
Я шла последней, и, надо же было такому случиться, зацепилась рукавом пальто за причудливо изогнутую ручку двери.
— Как тебя зовут? — спросила мадам Диофант, помогая мне освободиться.
Ее голос был внимательным, а прикосновение — ласковым.
— Моника…
— Знаешь, ты — очень миленькая девушка, Моника, — проговорила она, наблюдая, как нравственники рассаживаются по машинам. — Я думаю, что ты достойна большего, нежели прислуживать этим женоненавистникам и ходить в дырявых колготках. Не слушай Тернера, он не сможет причинить мне вреда — князь Константин Леоне сильнее и влиятельнее. Я научу тебя всему — ты будешь купаться в роскоши, Моника. Ты заслуживаешь этого. Подумай над моими словами. Просто подумай, детка.
