Я схватила с подноса бокал с вином, жадно опустошила его и разбила о стену. Моя рука потянулась за новым! Почему мне так тяжело?
— Только не говори мне, что женщина, которая пьет, как лошадь, это — предел твоих мечтаний? — я подняла брови, а маска чуть съехала на нос. Я придержала ее и вернула на место, стараясь не терять ручное управление трусами, которые норовили сползти. Должна же во мне оставаться хоть какая-то загадка?
— Но это еще не все! — осмелевшим голосом анонсировала я, чувствуя, как мне в голову бьет терпкое вино. В списке «Разочаровать мужчину» было еще много пунктов.
— Я подержу твои волосы, когда тебе станет плохо, — усмехнулся Император, глядя, как я вливаю в себя третий бокал. — Я буду утешать тебя всю ночь, пока ты будешь страдать, а наутро, когда тебе станет легче, мы поговорим на эту тему. Утром я подпишу сухой закон во дворце и частично за его пределами.
— Ты не в моем вкусе, — я снова сделала глоток, подплывая поближе к какому-то блондину в маске, который тревожно посмотрел на Императора и тут же решил сменить пол. По — крайней мере, глазами. Судя по взгляду, он уже делал новую стяжку и укладывал паркет. — Мне нравятся голубоглазые блондины со светлыми волосами! Молодой человек, а что вы делаете сегодня вечером?
— Ммм… — промычал придворный, явно согласовывая планы на вечер с инстинктом самосохранения.
— Я могу ответить. Он скачет отсюда в свои владения, — усмехнулся Император, а блондин закивал, готовясь к кругосветке. — Причем так быстро, как только позволяют кони и карета.
— Мне не нравятся брюнеты! Мне нравятся блондины! — капризно произнесла я. Какая-то необъяснимая злость, подогреваемая вином, душила меня, а я со странным сожалением выбирала новую симпатичную жертву будущих политических репрессий. — Я тебе уже сказала. Мне нравятся блондины! Я органически не перевариваю брюнетов. Ты никогда не спрашивал, что мне нравится!
— А ты никогда не отвечала! Обернись, — послышался голос за моей спиной. Я с интересом обернулась, делая глоток, которым тут же поперхнулась, глядя на то, как рука Императора сжимает какой-то странным медальон. Его волосы стали золотыми, завиваясь красивыми локонами, лицо, правда, не изменилось, зато глаза стали синими-синими, как васильки.
— Как ты это сделал? — прокашлялась я, глядя, как он отпускает медальон. Его волосы снова стали черными и прямыми. Ответом мне была улыбка. Придворные стояли, опустив глаза. Мне кажется, или они уже не просто хранят молчание, но и хоронят его.
