Деревия. Одиссея историка Улетова | страница 23



Что же это значит?! Пикник?! Поездка на шашлыки?! А может на рыбалку?! По грибы-ягоды?! Да и какое сейчас время года?! Весна?! Лето?! Самое начало осени?!

Не меньше вопросов вызывал и мой костюм. Это был, конечно же, «новодел» — качественно состряпанная умельцами одежка древнерусского простолюдина. Итак: подпоясанная матерчатым расшитым поясом «домотканая» рубаха; скроенная из кожаных лоскутов (надо полагать, «отходов сапожной мастерской») безрукавка; латаные местами штаны и с позволения сказать портянки, а на них не то кожаные лапти, не то совсем уж коротенькие полусапожки, притороченные к ногам кожаными же завязками. На голове — войлочная (на манер колпака) шапка с полями-отворотами, за которыми сподручно держать разную мелочь. Как-то монетки, иглы…

Дополняли этот комплект еще три предмета.

Во-первых, — заткнутый за пояс, скорее бытовой, нежели охотничий ножичек с костяной рукоятью в сплетенных из бересты ножных.

Во-вторых, — довольно изящная кожаная (хотя и искусственно потрепанная) вместительная сума с ремнем для ношения через плечо и, в-третьих, — плащ.

Последний выделялся из общего гардероба и мог принадлежать представителю тогдашнего среднего класса — купцу, крепкому ремесленнику, воину, чиновнику. Тонкое добротное, окрашенное в пурпурный цвет сукно, витиеватая серебренная (или «под серебро») большая булавка-застежка…

Головная боль потихоньку отступала, сменяясь чувством тревоги и неопределенности; теперь не вулкан, а червь сомнения или скорее недоумения поселился в буйной головушке, наводя на самые неожиданные раздумья.

Как вдруг! Неожиданное открытие! Едва повернув вместилище мрачных мыслей, узрел я робко пробивающийся из-под толщи девственного чернозема, играющий подобно алмазу на солнце ключ! Источник живительной влаги… и всего-то в каких-то двух шагах от моего «измученного нарзаном» тела!

Вне себя от радости, на четвереньках подполз я к кринице, припал, словно младенец к материнской груди и ПИЛ, ПИЛ, ПИЛ!

Эх, водица! Хоть и не холодненькое пивко, и не мед, что варили в институте по стародавним рецептам… Да нет, много лучше!

О чудо! Злой дух похмелья изгнан! Я твердо стою на ногах, а вот и первые шаги…

Трава колыхалась подобно морским волнам; то перешептывался, то говорил в полный голос таинственный синеватый лес.

Настырный ветер ласково трепал по щекам, нахально щекотал ноздри, срывал с головы шапку, пузырем надувал нелепое одеяние, от которого хотелось освободиться как от тяжких пут. Но что-то подспудно говорило: между нынешним моим положением и псевдодревнерусскими