Путята Соленый Ус утверждал, что Тихомир — какой же гость, как он, Соленый Ус — ромейский кесарь, поскольку в жизни не бывал далее Новагорода. Сам-то он изъездил половину земли, и усы взаправду просолил морским ветром. Но что поделать, если Тихомира в ладье укачивает, а в седле растрясает? Занялся он было лошадиной торговлей, да лишился пары зубов, попытавшись посмотреть в зубы дареной кобылке. Пришлось из барышника заделаться работорговцем. Тихомир, в самом деле, никому не чинил обид, никому не делал зла, одно благо. Он покупал мужчин и женщин, измученных, голодных, в багровых рубцах от кнута, с затравленными глазами, лечил, кормил, успокаивал и продавал на челядинном рынке уже вполне приличных рабов, дороже вдвое-втрое, и иногда и в пять раз. Правда, попадались порой гордые пленники, которых приходилось обламывать с помощью все того же кнута, ну да это уж они сами были виноваты: чего бы им не смириться, зачем переть против собственной доли?
В этот вечер новый покупатель явился, когда рынок уже был закрыт и барыши подсчитаны. Кряхтя, довольный Тихомир отпирал тяжелый засов бывшего амбара, где содержал он не проданный за день живой товар, одновременно прикидывая, какая из девок наиболее удовлетворяет всем изложенным требованиям. Велес[16] упаси, нежданный покупатель уйдет ни с чем! За дверью женский голос выводил печальный напев:
Я пойду лесной тропой-тропкою —
А за мною горе малой ласочкой.
Поплыву рекою-речкой быстрою —
А за мною горе рыбой-щукою.
Полечу по небу белым облаком —
А за мною горе черным вороном.
Щеколда наконец поддалась.
— Эй, Данька! — крикнул купец. — Подь сюды, по твою душу покупатель пришел.
* * *
А жизнь на Белом озере тем временем текла своим чередом. Жито перетекало в амбары, кладовые наполнялись репой, капустой, яблоками, иным овощем; ночи стали длиннее и студенее, зарядил тягучий дождь, дороги размыло, словом, наступила поздняя осень, когда ничего не происходит. Затем выпал снег, покрылись льдом реки и речушки, стал санный путь, и князь стал собираться в полюдье, благо княжество было небольшим и его вполне можно было объехать лично, заодно разбирая тяжбы и исполняя иную нелегкую княжескую работу, за которую и кормит земля своего избранника. Однако в этот год выезд пришлось задержать, поскольку по первому снегу в город прибыло новгородское посольство.
Когда почтенный боярин Ждан Всеволодович в сопровождении своей свиты взошел в гридницу, Ростислав услышал, как кто-то тихо выругался за его спиной, но недолго недоумевал, в чем дело: в свите новгородского посла он разглядел двоих варягов.
