— П-п-п-ривет! — выговорил отец, втыкая лопату в землю. — С-с-с…
Освободив его от муки окончания слова, Миша сел на шину.
— К-к-к-как ты?
— Просто не знаю. Мы опять собирались и опять ничего не решили. Один говорит, что мы просто трусы. Мы должны организовать людей и гнать бандитов из города. Другой считает, что все из-за того, что связь с Ребе ослабела. Надо срочно писать Ребе, просить совета, а что толку ему писать? Вот Ребе прислал своего человека, а человек молчит. Я вчера его спрашивал. Выпили, я прямо спросил: почему ты молчишь, почему не говоришь, что нам делать? Молчит.
— А т-т-ты сам?
— Я считаю, что тьму не разгоняют тьмой, тьму разгоняют светом. Усилим свой свет, мы же знаем, как его усилить, — и они исчезнут.
— Н-ну, так ус-с-с-сильте!
— А если я не прав? Как узнать, что я прав?
— П-п-про-верить.
— Но скажи, ведь Ребе знает, что у нас творится. Не может же быть, чтобы он не знал. Почему же его человек молчит?
— А т-т-ты на что?
Отец не улыбался, это было обычное выражение его лица.
— Н-н-наливки х-х-хочешь? — спросил он, вставая и берясь за лопату. Миша не хотел приторной отцовской наливки из черноплодной рябины, которая густо росла вдоль забора.
Он никогда раньше не приходил к отцу за советом. Почему? Потому что раввины не просят совета у токарей? Может быть, потому, что жил отец далековато — на другом континенте. А может быть, потому, что три года назад отец умер от почечной недостаточности.
В четверг на площади возле Дома культуры состоялся митинг протеста против насилия. Вернувшись с митинга, я вкратце записал впечатления. Вот они.
«Только молодые мужчины. Почти все в белых рубашках. Некоторые снуют по двое, по трое, как сквозняки. Толпу режет маленький, черный, твердый главный раввин. За ним двое парней как крылья. На трибуне трое. Мэра нет. Главный раввин владеет толпой, но не говорит ничего конкретного. Неожиданно передает микрофон Ривкину. Ривкин — безбородый Фидель Кастро. Глаза у самого носа. Вокруг скалятся: иврит Ривкина чудовищен. Не знающие иностранных языков часто смеются над теми, кто плохо говорит на их языке. За три минуты сила Ривкина, ораторский напор и суть его речи стирают все улыбки.
Смысл речи Р.: „Когда в 1991 году советская власть в Ходженте кончилась, мы собрали комитет и месяц поддерживали порядок. Мы патрулировали улицы, контролировали въезды и выезды из города, проверяли машины. Не было ни грабежей, ни бандитизма, ни погромов. Нас было сорок человек шести национальностей. На всех — четыре пистолета. А тут — тысячи бывших солдат, все одной нации, не могут вышвырнуть из города пятерых хулиганов? И вам не стыдно?!“
