Мама восприняла увиденное по-своему и чрезвычайно вдохновилась:
— Алеша, тебе нужно обязательно заниматься спортом! Обязательно! А то так и останешься хилым! Вот вернемся в Москву, сразу иди и в секцию записывайся!
Тогда я решил посмотреть на маму таким особым взглядом, чтоб она почувствовала, что пора бы ей уже и закругляться, но та намек не поняла.
И тут события стали разворачиваться с невероятной стремительностью. Блондин придвинулся вплотную к Вале и приобнял ее. Валя поежилась и скинула его руку, немного отодвинувшись. Тогда он хмыкнул и привлек к себе Валю решительно и грубо. Валя вскочила на ноги, я тоже. Только сейчас мама, почувствовав неладное, осеклась и замолчала и, наконец обернувшись, увидела, что же тут происходит в пяти шагах у нее за спиной.
Валя попыталась отойти, но брюнет уже приблизился к ним и заступил ей дорогу, а блондин схватил за руку. Обнаружилось, что и у него татуировки, во всяком случае, я разглядел перстни на пальцах. Мама тоже вскочила на ноги и закричала:
— Что вы делаете! Прекратите!
А эти даже не обратили на нее внимания. И когда Валя с негодованием вырвала руку, этот блондин в перстнях схватил всей своей татуированной пятерней Валю прямо за лицо и с силой впечатал ее в песок, так что земля загудела:
— Будешь ты еще мне дергаться, мандавошка!
Не мешкая, они схватили рыдающую Валю, один за одну ногу, другой за другую, и поволокли в заросли ивы, хохоча и подвывая.
Мы оба орали, бежали следом, я хватал их сзади, мама колотила им по спинам:
— А ну пустите ее, пустите, подонки, подонки!
Они остановились, блондин обернулся и лениво ударил маму в плечо, отчего она кубарем полетела на землю. Я дико заорал и принялся лупить его что есть мочи, но он врезал мне ногой в бок с такой силой, что у меня остановилось дыхание.
Мама вскочила первой и снова бросилась очертя голову отбивать Валю:
— Мерзавцы, звери, подонки!
Тут этот мускулистый брюнет, стилем плавания которого лишь недавно восхищалась мама, свободной рукой схватил ее за горло и прошипел прямо в лицо:
— Задушу, падаль!
Я с трудом поднялся, наглотавшись слез и песка. Ослепленный неизведанной прежде ненавистью, я схватил какой-то увесистый камень и со стоном запустил брюнету в голову. Камень, просвистев на полметра выше, врезался в отлом берега, туда, где построили свои укрытия ласточки-береговушки.
— Да ты че творишь, потрох сучий!
Тяжело дыша, я начал шарить глазами в поисках нового камня, но, как назло, ничего рядом не нашлось. Мама страшно захрипела, брюнет продолжал стискивать ей шею своей ручищей. Но тут блондин вдруг отпустил щиколотку Вали, не спеша достал сигареты, прикурил и, не глядя на нас, произнес, обращаясь к товарищу:
