— Можете не снимать обувь, — сказала Анастасия Павловна, — проходите в зал, пожалуйста, а я приготовлю чай. Вы пьёте чай, Роберт?
— Да! — кивнул я в ответ.
Пройдя по длинному тёмному коридору, я зашёл в просторную светлую комнату с высокими потолками с лепниной и уже не новыми потёртыми коврами с узорами, лежащими на полу.
На стенах висели картины, обрамлённые массивными рамами, окрашенные в позолоту. В центре комнаты, у стены, гармонично вписывался камин, а рядом с камином стояло пианино.
Анастасия Павловна принесла чай в красивой посуде — по виду старинный, антикварный фарфор — и поставила на столик возле телевизора. Окна в квартире и в самом деле были очень высокие и добраться до верха даже мне при моём росте было бы сложно.
— Мне понадобится лестница, — обратился я к ней.
— У меня есть стремянка в кладовой комнате, с ней вы справитесь. Мой сын примерно вашего роста, он снимал мне шторы в прошлом году. Просто сейчас он проживает в Швейцарии с семьёй, и приезжают они только на Рождество. И то не на каждое, — сказала она грустным голосом, после чего сменила тему: — Присаживайтесь, Роберт! Возьмите чай и давайте немного поговорим.
Я подошёл к столику, налил чай и положил в него тонко нарезанный ломтик лимона и два кубика сахара.
— Расскажите о себе, Роберт! — сказала она после того, как я присел в большое комфортное кресло.
Секунду поразмыслив, я понял, что рассказывать легенду такой женщине было бы неуместно, даже глупо. И я рассказал ей всё о себе без утайки. Она слушала очень внимательно. После того как я закончил, она спросила:
— Вы хотели бы остаться в Бельгии навсегда?
— Да! — сказал я, не раздумывая, — Бельгия мне нравится!
Она улыбнулась и ответила:
— Но хочу вас уверить, что здесь тоже не всё так гладко, как вы думаете…
Не дав ей договорить и перебив, я сказал:
— В Европе тоже масса минусов, и государство также обманывает людей, особенно пенсионеров! — сказала она, слегка улыбаясь, — государственные службы любыми уловками пытаются отбирать недвижимость у старых, беспомощных людей, оставляя их ни с чем. И если мы говорим о Европе, продолжала Анастасия Павловна, — то из всех денег, которые государство получает от людей в виде налогов, — это сто процентов чистого дохода; на этих же людей, то есть на нас с вами, оно выделяет жалкие двадцать процентов! — я ничего не сказал, но подумал, что, вероятно, достаточно даже двадцати процентов, чтобы содержать меня и тысячи таких, как я, а также других безработных и малоимущих. И я понимал, что она хочет сказать. Но у меня было своё мнение и своё сравнение от увиденного и пережитого.
