— Уж не кончается ли он? — хватился Захария и метнулся к окну, чтобы взять маленький требник, но в это самое время Ахилла вскрикнул сквозь сжатые зубы:
— Кто ты, огнелицый? Дай путь мне!
Захария робко оглянулся и оторопел, огнелицего он никого не видал, но ему показалось со страху, что Ахилла, вылетев сам из себя, здесь же где-то с кем-то боролся и одолел…»
Умирать при подобных условиях было жутко и трудно. Когда в 1524 году Доминик Капраника, епископ в Фермо, издал книгу, в которой собраны были из предшествующих веков наилучшие поучения на час смертный, то этот том под титулом «Ars Moriendi» («Искусство умирать») имел колоссальный успех и выдержал не менее изданий, чем в XIX веке «Как живут наши умершие и как мы будем жить по смерти» монаха Митрофана: одно из немногих русских сочинений, переведенных на все европейские языки.
Силою искушения дьявол преследует умирающего до последней минуты. В Лорето он ворвался к одному больному юноше, уже получившему от духовника напутствие из сей жизни в вечную, под видом женщины, в которую бедняга был страстно влюблен.
— Неужели ты покинешь меня, любовь моя? — вопил он, ломая руки.
Умирающий, видя отчаяние своей любовницы, собрал последние силы и твердо сказал:
— Никогда я не покину тебя, моя дорогая.
На этом слове он умер, а дьявол подхватил его душу и унес в ад. Это, очевидно, был очень нечестный черт. «Le diable amoureux» у знаменитого Казота[156], вынуждавший у любовника слова: «Я люблю тебя, мой дьявол!», был гораздо порядочнее. Он хотя прятал под масками то хорошенькой танцовщицы, то красивой собачки-болонки чудовищные формы получеловека-полуверблюда, но не скрывал своей дьявольской натуры и желал быть любимым в качестве подлинного дьявола, а не как заимствованный призрак женщины. Фламандская легенда о милосердной Жанне, обработанная мною в сатирическую сказку, повествует о девушке, которую дьявол поймал на жалости, показав ей сперва, каким он был до падения, а потом — каким отвратительным стал он теперь, и уверив доверчивую бедняжку, что своею любовью она приведет его к раскаянию, а следовательно, и возвратит ему прежнее великолепие…
В систему дьявола входило внушать умирающим, что грехи их превышают меру небесного долготерпения, что раскаиваться поздно и не стоит — все равно Бог не простит, потому что простить нельзя. Будя в памяти умирающего все совершенные грехи, дьявол легко доводил его до отчаяния, и в таком состоянии, равносильном вечному осуждению, уходил он в вечность.
