Не надо, однако, приписывать Античности культ обнажения. Женская нагота культивировалась, по сути, только дорийцами (одним из четырех основных племен древних греков наряду с ахейцами, ионийцами и эолийцами) и лишь в классическом искусстве. В реальной жизни даже афиняне, не говоря об остальных ионийцах, не считали обнажение нормой. Плутарх сообщает о том, как некие милетянки исцелились от коллективного умопомрачения под угрозой публичного обнажения на площади (О доблести женской, 11; см. также: Авл Геллий, XV, 10).
Не приветствовалась публичная нагота и у римских женщин.
Но в христианстве женская нагота стала табуированной стопроцентно, практически без исключений. Причина — в греховной похоти, которая неминуемо, как считалось, должна была охватить любого здорового мужчину при виде хотя бы частично обнаженного женского тела. Один из египетских старцев писал: «Как соль из воды происходит, но если сблизится с водой, то растворяется и исчезает, так и монах от женщины рожден, но приблизится к женщине — тает и погибает» (Великий патерик, I, 140).
Египетские старцы учили, что через женщину (то есть через ее тело) совращает людей враг рода человеческого (Великий патерик, II, 12, 51). «Разве есть место, где нет женщин, кроме пустыни?» — вопрошал ученик авву Сисоя, на что старец ответил, что только в пустыне и можно спастись. Необходимость встретиться с женщиной, по их мнению, часто проистекает от дьявола (Великий патерик, II, 63). Отсюда — один шаг до отождествления Эроса и Танатоса — плотской любви и смерти.
Одним из величайших христианских подвигов считалось бесстрастие при виде обнаженного женского тела. Поэтому лишь самые твердые духом из египетских подвижников рисковали посещать общественные бани, где происходило совместное мытье мужчин и женщин, что не считалось предосудительным.
Иоанн Кассиан Римлянин рассказывает о том, что авве Пафнутию, который считал себя уже совершенно свободным от плотских вожделений, ангел повелел произвести над собой следующее испытание: «Поди заключи в свои объятия нагую прекрасную девицу, и, если держа ее при себе, ты будешь чувствовать, что покой сердца твоего остается непоколебимым, и в плоти твоей не происходит мятежного волнения, тогда и видимый пламень будет прикасаться к тебе тихо и безвредно… Старец, пораженный этими словами ангела, не решился подвергнуть себя столь опасному искушению, но, спросив свою совесть, испытав чистоту своего сердца, познал, что сила его целомудрия не может равняться силе такого испытания» (Собеседования, XXIV). Тот же Иоанн Кассиан сообщает, что однажды авву Павла по пути в другой монастырь разбил паралич при одном только виде женщины (Собеседования, XXIV, 4).
