— Да уж узнал, целы…
По знаку вожа над корытами вздернулись паруса. Их тотчас же круто выгнуло ветром, и посольский поезд поплыл вперед, оставляя за собой длинную вспененную полосу.
На шестой от Астрахани день пристали к Терскому городку, обнесенному высоким дубовым тыном. На валу — грозные пушки московского литья, три дула сторожат воеводские покои. Казаки и стрельцы спят при саблях, да и пищаль кладут рядом. Тут зевать не положено: чуть вышел за дубовый тын — уж ступил на чужую землю.
Постоял тут посольский поезд день да ночь, раздобыл всякую снедь, люди пообсушились, пообогрелись, принарядились для чужого, взыскательного глаза — и отъехали в чужие края. Прости-прощай, родная сторона!
А еще через восемь дней показалось первое чужое селение — город Тарки, столица могущественного в этих местах шамхала[6] Тарковского. Узнав, что проездом прибыло посольство московского царя, ближние люди шамхала приказали поставить на площади большущий котел с вареной осетриной и корыто с горячим маслом. Посольские люди, соскучившись по горячей еде, не отказались от угощения.
На коне подъехал сам шамхал, жирный, свирепый, с рыжей бородой, в шелковом зеленом кафтане, при сабле, луке и стрелах; ветер отпахнул кафтан, и под ним блеснула золотая кольчуга.
Сидя на коне, шамхал едва приметным кивком поклонился дьяку Емельянову и спросил его, согласно обычаю, о царском здоровье.
Великий посол на поклон не ответил, хмуро оглядел шамхала, отвернулся, запустил в котел деревянную палочку, выловил кусок рыбы, обмакнул в масло и отправил в рот. Шамхал что-то гневно прокричал на своем языке, окружавшие его конники сердито забормотали и взялись за рукоятки сабель.
А великий посол снова полез в котел, за вторым куском, обмакнул его в масле и не спеша прожевал. Затем, утерев рот, обратился к стоявшему рядом толмачу Свиридову:
— Скажи, Афанасий, шамхалу, да построже, что не положено спрашивать о царском здоровье, сидя на коне. Будь он хоть сам шах персидский или султан турецкий, и то должен сойти с коня и выслушать ответную речь, стоя перед великим послом. А как он не шах и не султан, то пусть и шапку с головы скинет. Авось его не убудет. Так-то! А за рыбку, скажи, благодарствую…
Выслушав толмача, шамхал заулыбался, соскочил с коня, подошел к дьяку и дружески положил ему на плечо свою руку. Но не тут-то было: дьяк отступил на шаг и стал против шамхала, строго глядя ему в глаза.
— Скажи ему, Афанасий, что по нашему обычаю всякий посол своего государя образ носит и обходиться с послом должно как с самим государем.
