Поговаривали даже, что такой график движения был утвержден самим Сталиным – чтобы его любимые артисты, служившие в то время в Ленинградском театре оперы и балета (ныне Мариинка), могли с удобством для себя ездить из одного театра в другой. Речь, в частности, идет о Марке Рейзене, очень нравившемся вождю в роли Фауста в одноименной опере Гуно. В ту давнюю пору он пел в опере «Фауст» на два театра: в своем, Ленинградском, и Большом. Бывало, обычно так: вечером он выступает в Ленинграде, затем сразу из театра на вокзал, ночью в поезде, а утром уже в Москве, репетирует вечерний спектакль. А затем все повторяется в обратном направлении. После одного из выступлений в Большом театре Рейзена долго не отпускали с усыпанной цветами сцены – аплодисменты не смолкали, зал стоя благодарил певца. В этот момент к Рейзену подошел военный и сказал, что его ждут в правительственной ложе. В костюме Мефистофеля, как был, певец явился перед светлыми очами товарища Сталина (ложа и по сей день находится слева от сцены, если стоять к ней лицом): «”Вождь улыбался, – рассказывал Рейзен, – похвалил за прекрасное исполнение партии и вдруг задал такой вопрос: ”Почему вы поете в Ленинграде, а не в Москве, в Большом театре?” Я просто опешил от внезапной встречи с самим Сталиным, буквально потерял дар речи. Не мог ничего объяснить толком…
Не дождавшись ответа, Сталин сказал: ”Ну вот, Марк Иосифович, с завтрашнего дня вы артист не Мариинского, а Большого театра. – И добавил: – Вы меня поняли?” От такого неожиданного и категорического предложения я совсем растерялся. Только успел вымолвить: ”Товарищ Сталин, ведь у меня в Ленинграде жена, дочь, квартира”.
Сталин встал с кресла и почти на ходу, не ожидая возражения, сказал полковнику, который стоял навытяжку рядом с ним: ”Чтобы завтра была квартира для артиста Рейзена. Вы меня поняли?”».
Короче говоря, обратный билет Рейзену не понадобился. Теперь он пел в Ленинграде лишь по праздникам, а чтобы возвращаться в Москву ему было удобно и комфортно, запустили ту самую «Красную стрелу» с мягкими спальными вагонами, вкусным рестораном, вышколенной в лучших дореволюционных традициях обслугой. Пример Рейзена оказался заразительным. В последующие годы на той же «Красной стреле» в Большой театр переехали балерины Марина Семенова и Галина Уланова, певцы Георгий Нэлепп и Владимир Атлантов – представитель уже нового поколения певцов.
Атлантова очень ценили и уважали в Кировском театре, где он добился положения премьера. А его все хотели перевести в Большой театр. Но любимец недобитой и уцелевшей ленинградской интеллигенции Атлантов словно ногами уперся – не поеду и все! «Я хотел и работать, и жить в Ленинграде, – рассказывает певец, – и не хотел переходить в Большой театр, и я дважды уходил из Большого театра по собственному желанию. Я уехал из Кировского театра в Италию и приехал в театр. Но приехал уже солистом Большого. По возвращении мы, стажеры, должны были давать отчетные концерты в Большом театре. Я выступил. Все! На следующее утро меня вызвал Михаил Чулаки, и из его кабинета я ушел с удостоверением солиста оперы. Это было в 65 году. С этого момента начались мои мучения. Меня перетягивали из театра в театр. Ленинград тянул в свою сторону, Москва – в свою. Я метался между Питером и Москвой, выступая в спектаклях то там, то здесь. В Кировский театр приходили правительственные телеграммы о моем переводе в Москву».
