— Ага, вот! — Кольцов торжествующе выудил из ящика несколько шоколадок в обертках, на которых была изображена чайка, летящая на фоне коричневого огромного шара, и протянул одну Андрею. — То, что нужно. Если вам станет дурно, начнет кружиться голова, появится легкость в ногах, ешьте. Не думайте ни о чем, ешьте. И постарайтесь ничего не бояться и ничему не удивляться. Два элементарных правила, они же по совместительству — единственные. Мне жаль, но больше и посоветовать нечего.
— Ну почему же, — встрял Громов. Он протянул руку и разлил остатки коньяка по стаканам, — вот это и еще кое-что, — он достал из-за пазухи флягу, в которой что-то забулькало, — запасы в дорогу, мать их.
И живо опрокинул свою порцию коньяка. Зажмурился, с комично-сосредоточенным лицом и… неожиданно широко улыбнулся.
— А хорош, сволочь!
Кольцов улыбнулся и выпил свой коньяк.
— Не брезгуйте, Андрей. Это «Белый аист» все же…
— Коллекционная сволочь, ага, — поддакнул развеселившийся Громов. — Пейте и поехали!
Андрей поднес стакан к губам, намереваясь лишь пригубить, но неожиданно для себя выпил до дна, на сей раз ощутив все богатство вкуса давно канувшей в лету марки. Жидкость достигла желудка и разлилась теплом, почти мгновенно отозвавшись легким приятным толчком в голове. Он был… еще не сильно пьян, но уже под хмельком. Внезапно сильно захотелось курить. Так сильно, что он почувствовал вкус табака во рту и едва не спросил у Кольцова, не полагается ли перекурить перед дальней дорогой, но сдержался.
— С Богом! — произнес Кольцов внезапно и встал. Громов поднялся следом.
— Одеваемся и в путь, — буднично произнес он. — Юр, ты права не забыл?
Кольцов похлопал себя по груди.
— Все есть.
— Ну и славно.
Они вышли из кухни, сопровождаемые отчаянным скрипом половиц. Одеваясь, Андрей вдруг испытал сильнейшее deja vu. Ему показалось, что он уже стоял вот так, неловко завязывая шнурки, и думал о том, что слишком много выпил… Перед работой! Вот так, правильно. Стоял и думал…
Он потерял мысль.
А и пусть! В этом королевстве отсутствующих зеркал мысли есть лишь суррогат действий. Что будет стоить тысяча слов…
— Простите?
Он и сам не заметил, что напевает вслух:
— …Когда важна будет крепость руки.
И вот ты стоишь на берегу…
— И думаешь — плыть или не плыть[9]. — закончил за него Кольцов и улыбнулся трогательной, почти отцовской улыбкой.
— Плыть, Андрюша… Хоть и берега не видно. Только вперед.
Покидая дом, Андрей снова подумал о том, что он что-то упускает. Некая крошечная, малозначимая, но при этом архиважная деталь, казалось, вот-вот всплывет в голове и поставит все на свои места, но… Ничего не случилось.
