Пять невест по фотографии из Чосона отправились вместе с невестами из Японии в здание миграционной службы. Там их накормили обедом – супом из соевой пасты на японский манер и рисом – и отправили в огромную комнату, в которой в несколько ярусов стояли кровати, похожие на стеллажные полки. Им сказали, что они смогут выйти, только когда за ними придут женихи. Из подслушанного разговора между японками Хончжу выяснила, что здесь была девушка, которая уже неделю ждала своего мужа. Подыль стало страшно разделить ее судьбу.
Невесты из Чосона уселись в кучку на край одной из кроватей и ждали, пока назовут их имена. При виде того, как японки одна за другой выходят из комнаты, девушки не могли и слова произнести, боясь, что из-за этого не услышат, что их позвали. Первой из чосонских невест назвали Хончжу, которую настолько переполняли эмоции, что ее поведение привлекло всеобщее внимание. Подыль подняла упавшую шляпку и, протягивая ее подруге, сказала:
– Иди скорей навстречу жениху! Свидимся!
Следующей назвали Мёнок. И пусть в Кобе они не были близки, за время, проведенное на корабле, девушки подружились.
– Вам тоже удачной встречи с сужеными и до скорого! – сказала она остальным, покидая комнату.
Когда Подыль следующей услышала свое имя, ей сразу полегчало от мысли, что Тхэван все-таки за ней пришел. К тому моменту уже незаметно наступил вечер. Сердце девушки выпрыгивало из груди от счастливого осознания, что ей пришлось ждать лишь день и что вот прямо сейчас она наконец-то встретится со своим Тхэваном. Казалось, все ее силы остались на корабле. Не попрощавшись как следует с остолбеневшей Сонхвой и смотревшей на нее с завистью Максон, Подыль взяла чемодан и проследовала за провожатой. Эта женщина, чье полное тело было щедро обвешано разными украшениями, произвела на девушку приятное впечатление.
Проходя по коридору, Подыль увидела плачущую за окном невесту-японку. Перед ней стоял мужчина и курил, смотря в небо. Но он был слишком стар, чтобы сгодиться ей в мужья. Провожатая что-то сказала Подыль. И хотя девушка ни слова не поняла, по выражению лица женщины можно было прочитать, что она сожалеет.
– Но я же никак не могу жить с таким мужчиной!
В конце коридора, сжавшись в комок, сидела и плакала Мёнок. Перед ней с загорелым до черноты лицом, изборожденным морщинами, стоял мужчина лет пятидесяти, держа в руках шляпу и совершенно не понимая, что делать. Подыль невольно охнула от удивления и тут же прикрыла рот.
