Что можно сделать, когда сделать уже ничего нельзя | страница 31




Нет тебя там,


нет тебя здесь,


в небе и дома.


Знала бы – псом на пороге легла,


взвыла бы воем.


Только уйти бы я не смогла


вместе с тобою.


 



* * *

 


Все теперь не то,


все теперь не так.


Жизнь пошла теперь


наперекосяк.


Мне не в радость день,


не во благо ночь,


и не отогнать


черных мыслей прочь.


 



* * *

 


Украли «Крик»


знаменитого Мунка.


Украли «Крик».


Я думала: шутка.


Нелепо и жутко.


Ты слышишь, старик?


Украли – «Крик».


 


 


Крик провидца,


нутром почуявшего


ужасы бойни


грядущей, мировой.


Говорят, уничтожен.


Можно окочуриться


от непроходимой


тупости людской.


 


 


Мой же крик


вы не уничтожите:


обручем стальным


горло сведя,


крик мой ворочается


под кожей,


нутро разрывая,


выхода ища.


Слезами жалкими


просачивается,


во мне законопачен —


никому не украсть.


Вот-вот гроханет


в небеса святотатственно


его жерло-пасть.


 



* * *

 


…И неразлучна я с бедой.


 Она со мной, всегда со мной.


 Глаза открыв или закрыв —


 один в душе моей мотив.


Ложусь, встаю и что-то ем —


ее не отогнать совсем.


На все грядущие года


она со мной, моя беда.


На снежную равнину лет —


тень смерти, мысль, что брата нет.


 


Психотерапевт (многодетная мать) потеряла молодого талантливого сына, покончившего с собой:

«Я чувствовала шок, замешательство, была ошеломлена. Чувствовала себя виновной и в ответе за случившееся. «Это, должно быть, моя вина. Это мое поражение. Должно быть, я плохая. Я чувствовала себя отвергнутой, что вело к жалости к самой себе. Он предпочел смерть жизни со мной. […] Чувство отверженности вело к вопросам: “Почему именно я, Господи? Что я сделала, чтобы заслужить это?” Я чувствовала гнев, огромный и всепоглощающий. Была сердита на Бога, на себя и, в конце концов, на своего сына. Иногда я чувствовала себя виноватой за то, что я так зла. Чувство неотвратимой несправедливости преследовало меня. Я чувствовала стыд и спрашивала себя: «Что мои друзья думают обо мне и о нашей семье? Как могу я снова видеться с ними? Это так унизительно». Я чувствовала себя одинокой и в окружении людей… беспомощной, слабой и безжизненной. Я не могу отменить смерть сына. Не могу начать жизнь заново и справиться с горем. Я чувствовала себя беспомощной, депрессивной и была готова покончить с собой. Боль становится глубже и глубже. “Я не могу так продолжать. Я хочу умереть”»>[38].



Страх – о нем пишут реже.

Мой племянник спрашивал свою мать: «Не может ли такое произойти со мной?» Слезы, крики, вспышки гнева, потеря сознания могут сопровождать скорбящих и повторяться. Люди чувствуют, что сходят с ума и теряют контроль над собой. Кто-то постарается избегать напоминаний о трагедии, захочет поменять прежнее окружение, кто-то замкнется, будет видеть кошмары по ночам или трагедию как наяву, потеряет интерес к жизни, будет конфликтовать с близкими.