положение в нашей жизни, образует
такие связи. (То есть: мы называем «болью» лишь то, что занимает
такое положение в нашей жизни и образует
такие связи.)
534. Только среди неких нормальных жизненных проявлений существует проявление боли. Только среди еще более широких определенных жизненных проявлений существует выражение грусти или симпатии. И т. д.
535. Если я и если кто-то другой можем представить себе боль или если мы лишь говорим, что можем сделать это, – как удостовериться, верно ли мы ее представили и насколько точно мы ее представили?
536. Я могу знать, что он испытывает боль, но я никогда не узнаю точную степень его боли. Здесь, следовательно, есть нечто, что знает лишь он, и его проявление боли не может передать мне этого. Нечто исключительно личное.
Он точно знает, насколько сильны его боли? (Не то же ли это самое, что сказать, будто он всегда точно знает, где находится? А именно здесь.) А разве заодно с болью дается и понятие степени?
537. Ты говоришь, что заботишься о стонущем, поскольку опыт научил тебя, что ты сам стонешь, когда чувствуешь то-то и то-то. Но так как на самом деле ты не прибегаешь к этому умозаключению, такое обоснование через аналогию мы можем опустить.
538. Нет никакого смысла говорить: «Мне нет дела до собственных стонов, поскольку я и так знаю, что мне больно» – или «поскольку я знаю, что чувствую боль».
Но, пожалуй, это верно: «Мне нет дела до моих стонов».
539. На основании наблюдения за его поведением я заключаю, что ему следует обратиться к врачу; но я не делаю таких выводов относительно себя, исходя из наблюдений над собственным поведением. Или, скорее, так: порой я это делаю, но не в аналогичных случаях.
540. Здесь будет подспорьем размышление над тем, что есть такой примитивный образ действия – поухаживать за другим человеком, полечить его больное место, но не собственное, – то есть обращать внимание на болевое поведение другого, равно как не обращать внимания на собственное болевое поведение.
541. Но что здесь пытается сообщить слово «примитивный»? Пожалуй, вот что. Такой образ действия является доязыковым: языковая игра основана на нем, он является прототипом образа мысли, а не результатом мышления.
542. Мы бы «поставили телегу впереди лошади», если бы дали такое объяснение: мы заботимся о другом человеке, поскольку, движимые аналогией с собственными переживаниями, верим, что он тоже испытывает болевые ощущения. – Вместо того чтобы сказать: узнай из этой поучительной истории о человеческом поведении – из этого использования языка – некоторое новое измерение
