Марианская впадина | страница 102
Я кивнула.
– Так вот. Оно пустое. Там не лежит никто.
– Вы сейчас прикалываетесь, да? – вырвалось у меня, и я недоумевающе уставилась на него.
– Здесь люди сами решают, как им поступать со своими умершими. Так и должно быть. Это правильно. Официально мы людей хоронили, а могильщики – они же садовники на кладбище – лишь присыпали могилы землей. Ночью покойника можно было забрать и похоронить как полагается, т. е. рядом со своим домом. Так здесь хоронили столетиями.
Я не отрываясь смотрела на панораму гор перед собой и долго ничего не могла сказать. А потом на меня вдруг накатил приступ смеха, который через некоторое время перекинулся и на Гельмута.
– То есть: кладбище пустое? – прыснула я. – Люди приходили на похороны, и все – могильщики, посетители, священник – знали, что ночью гроб будут выкапывать?
– Именно так, – Гельмут хохотал, хлопая себя по ноге.
– Гельмут, бредовее этого я ничего не слышала.
Мы смеялись оба, смеялись до слез. На губах у Гельмута опять появился синий оттенок, и он вставил в нос свои кислородные трубки.
– Ну вот, наконец-то хорошие слезы. Гораздо лучше, чем наши прежние завывания, вы не находите? – все еще ухмыляясь, заметил он.
– Да уж. Еще как! – мне тоже надо было перевести дух.
В дверь позвонили.
– Это, наверное, Ульрих, – сказал Гельмут.
– Ульрих?
– Да. Это здешний адвокат. И нотариус. И еще молочник. Но может и ключи изготовить.
– Он… кто?
– Как думаете, сколько дел здесь может быть у адвоката? Десять в год? В основном, завещания. На что-то ведь ему надо жить, поэтому он взял на себя молочную ферму отца, когда тот умер.
Гельмут, хромая, зашагал к двери, я пошла вслед за ним.
– Приветствую, Ульрих! – мужчина уже стоял в коридоре.
Здесь крали своих покойников, и о закрытых дверях здесь, видимо, тоже не особо задумывались. Другой мир, действительно.
– Старина Гельмут, думал ли я, что еще раз увидимся… – в его выговоре слышался сильный акцент местного диалекта. Кажется, он был искренне рад Гельмуту. Мужчины обменялись рукопожатием, восторженно хлопая друг друга по плечам.
– Давай, заходи! Заходи, присаживайся с нами на террасе!
Я пыталась успокоить Джуди, которая после своих недолгих аналитических размышлений все же пришла к выводу: посетитель подлежит смерти, к сожалению. Она истошно лаяла, рычала, стараясь сорваться с поводка в моих руках.
– О, какой хороший песик! – повернулся Ульрих к Джуди. – Молодец! Дом защищаешь, да? Молоде-е-ец!
То, что незнакомец еще и заговорил с ней, превратило ярость Джуди в бешенство. Я быстро привязала поводок к ножке массивного крестьянского шкафа в гостиной: он точно выдержит ее приступ ярости.