В гору | страница 42
Вдруг произошло нечто такое, чего Балдиниете в первое мгновение не могла постичь. Прогремел оглушительный взрыв, над кустами взлетело облако дыма и песка. Мальчики вскочили, побежали вперед и исчезли за поворотом. Затем наступила тишина, и тем ужаснее был раздавшийся детский плач и полный отчаяния крик: «Мама! Мама!»
«Почему же это так, — мелькнула у Балдиниете посторонняя мысль, — ребенок в минуту опасности всегда зовет мать? Ведь отец мог бы лучше защитить. Может, мой Ольгерт тоже звал меня, когда…» — она, хотя и испытывала материнскую гордость, побоялась додумать мысль до конца, ибо ее страшило окончание этой мысли: за недоговоренным «когда» мелькнул облик смерти.
Вдруг из-за поворота дороги ей навстречу выбежали оба мальчика. Старший, лет восьми, беспрестанно кричал по-русски: «Тетенька, тетенька, мама и папа пропали! Пропали! Пропали!» А меньший только плакал, все громче по мере того, как удалялся старший. Балдиниете соскочила с повозки, бросилась к мальчикам, крича переднему: «Ты обожди братишку, не беги так быстро!» Но он уже подбежал к ней, обхватил ее и, не унимаясь, кричал: «Пропали! Пропали!» Она хотела поспешить к малышу, который семенил по дороге и рукавом вытирал слезы, но старший вцепился в нее словно клещами, она чувствовала, как его ноготки через одежду впивались в ее тело.
С трудом подбирая русские слова, она успокаивала, детей. Опустившись на придорожный камень, она посадила на колени и крепко прижала к себе обоих дрожавших ребят.
— Найдем мамочку, найдем, — повторяла она, не зная, как лучше утешить детей.
— Как тебя звать? — спросила она старшего, когда тот умолк.
— Володей, — ответил тот.
— А братишку?
— Ваней.
— Ну вот, Володя и Ваня, вы посидите, присмотрите за моей лошадкой и коровкой, а я пойду, поищу папу и маму.
Мальчики сразу соскочили с ее колен, один стал около лошади, другой — ближе к корове. Балдиниете пошла к месту взрыва, но если бы знала, что там увидит, ни за что не пошла бы. Это было страшнее, чем смотреть на убитого человека, истекающего кровью, даже страшнее того, как погибли Алма Лидум и Дзидриня. Она не увидела людей, хотя раньше их было двое, не увидела лошади, хотя была лошадь. Зияла лишь глубокая черная яма, а поодаль валялась рука женщины, безжизненно простертая, с откинутой кверху шершавой от работы ладонью. И еще увидела она — торчит лошадиная голова, шея которой будто вогнана в землю, рядом с нею — мужская нога в сапоге. Кругом — изодранные клочки одежды и рассыпавшееся зерно, далеко за канаву отброшено колесо от телеги. Это было все, что осталось от двух человек; когда-то они жили в своем доме, но их угнали сюда, и они ютились по чужим углам; в одном месте их принимали приветливо, в другом лишь терпели, а в третьем презирали и бранили. Теперь они спешили домой, эта дорога вела к большаку, выходившему к шоссе, по которому они вернулись бы в родные места.
