Тайна уличного кота | страница 32



Я смотрел на это со своей точки зрения. Для меня потрепанная тряпичная мышка была жалкой, негодной игрушкой. Которой место на помойке. Но Боб видел в ней совсем другое. Это была его игрушка. Она делала его счастливым. Ему с ней было интересно. Ничего другого ему было и не нужно. И он еще много лет ее хранил.

Сегодня все с ума сходят по всему новому. Последняя модель телефона, ноутбука, новая видеоигра, модные шмотки. Но зачем? Если старые предметы выполняют свои функции, нужны ли новые? Обязательно ли они лучше? Если мы хорошенько поразмыслим, то, наверное, поймем, что вполне довольны тем, что уже имеем.

Нет худа без добра

Работать с Бобом на съемках фильма было нелегко – не только потому, что часто приходилось вставать в пять утра, чтобы вовремя оказаться на съемочной площадке.

В отличие от котов-«профессионалов», Боб не был обучен играть перед камерами, и он не раз совершал непредсказуемые поступки. Например, опускал голову или оборачивался, когда оператору требовалось, чтобы он смотрел прямо в камеру.

Мне пришлось придумать несколько хитроумных способов, чтобы заставить его смотреть, куда нужно оператору. Я вставал за камерой и щелкал пальцами, светил лазерной указкой на стены, заставляя кота озираться по сторонам.

Естественно, Боб не всегда придерживался сценария. Но режиссер, Роджер Споттисвуд, смог найти удачное применение его импровизациям.

Однажды вместо того, чтобы сидеть неподвижно перед камерами, Боб погнался за лучом лазера. Роджер велел оператору продолжать съемку и использовал кадры в другой сцене, где Боб должен был преследовать мышь.

Тогда я подумал, что жизнь редко идет точно по плану. Но мы всегда можем использовать неудачи в свою пользу. Нет худа без добра, как говорится. Надо всегда во всем искать позитивные стороны.

Всем нам есть что дать

За неделю до Рождества мы с Бобом едва сводили концы с концами. Грянули морозы. Однажды вечером, когда я играл рядом с Шафтсбери-авеню, туда приехал оркестр и хор Армии Спасения, и они начали исполнять «Рождественскую песнь». Ее слова поразили меня – особенно последний куплет:

Что могу дать Ему я, такой бедный?
Был бы я пастухом, дал бы ягненка.
Был бы мудрецом, дал бы свой ум,
Но я могу дать Ему только свое сердце.

У меня были тяжелые времена, мне стало себя жалко.

Ха, подумал я. А что могу дать я? Ничего.

Но ошибся.

Мимо как раз проходила какая-то леди. На вид около пятидесяти лет, элегантно одетая. У нее был грустный вид.