. Но для особо опасных преступников Платон считает вполне естественным применение смертной казни. Мало того, оказывается, в этом можно усмотреть большую пользу. «Если законодатель заметит, что человек тут неисцелим, то какое наказание определит он ему по закону? Законодатель осознает, что для самих этих людей лучше прекратить свое существование, расставшись с жизнью; тем самым они принесли бы двойную пользу всем остальным людям: они послужили бы для других примером того, что не следует поступать несправедливо, а к тому же избавили бы государство от присутствия дурных людей». Удивительным (а может, и не таким уж удивительным) образом в утонченной и жестокой утопии Платона в преображенном виде можно усмотреть перекличку со взглядами африканских племен. Избавить государство «от присутствия дурных людей» – это ведь, по сути дела, та же стабильность общества, ради которой убивают нарушившего табу члена племени.
Итак, уже в первобытном мире сформировались три основные причины, по которым казнили и, увы, продолжают казнить в разные эпохи и в разных цивилизациях. Именно так объясняют необходимость смертной казни ее сторонники и до сегодняшнего дня: казнить необходимо, потому что преступник должен понести наказание, злодеяние просто не может остаться неотмщенным; казнить необходимо, потому что это наказание принесет успокоение духу убитого или родным жертвы; казнить необходимо, потому что общество нуждается в стабильности, есть преступления, совершение которых расшатывает сами устои общества, и те, кто их совершил, не могут дальше жить среди людей. Содержание этих подходов к смертной казни в разные времена менялось, преступлениями, заслуживающими смерти, считались разные действия: где-то опасались возвращения духа убитого, а где-то говорили о необходимости хоть как-то облегчить страдания его родных, в каких-то цивилизациях речь шла о нарушении священного табу, а в других – о покушении на самое дорогое, что было в этой культуре, – на персону монарха или на жизнь человека, но суть не меняется.
При этом уже в первобытном мире одновременно с глубокой убежденностью в необходимости смерти преступника существовало и представление о том, что хорошо бы каким-то образом избежать кровавой расправы – отсюда попытки примирения, замены кровной мести выкупом, формальное или даже символическое убийство преступника, извинения перед духом убитого врага… Как сказал Фрейд, «нам кажется, будто и среди этих дикарей живет заповедь: не убий, которую еще задолго до какого бы то ни было законодательства, полученного из рук божества, нельзя безнаказанно нарушать»
