«Для меня это — не священник. Да, такие, как вы, не заслуживают уважения».
«Снимите с него рубашку. Посмотрите-ка на это тело! А ты выглядишь очень сексуально. Вот и женщины считают, что ты — настоящий мачо. Ты гомик?»
Затем допрос перешел в физическую форму:
«Интересно, останешься ли ты тем же мачо после моего удара». (Удар под ребра.)
«Нет, не опирайся на стол. Руки за спину… Вот так!» (Еще один удар.) «Уберите табуретку!» (Священника подняли на ноги и ударили по затылку, он судорожно сжался, и на него посыпались новые удары…)
После того как Канглеон согласился сотрудничать, его отвезли на телевидение и заставили сказать в прямом эфире, что он помогал повстанцам-коммунистам. Он назвал имена еще нескольких священников, заявив, что и они вовлечены в заговор.
Во времена Маркоса, вспоминает Гленда, у правительства были свои агенты в каждом университете, на каждой ферме, в каждой церкви и каждом офисе. Они нашептывали вашим коллегам, соседям, друзьям, что вы коммунист — даже если это было не так, — подрывая вашу репутацию еще до того, как вас приходили арестовывать. Маркос делил СМИ на «правильных» журналистов и «коммунистов», и на любого критика режима сразу навешивали ярлык «коммуняки».
«Психологическая война, правила которой Маркос освоил в совершенстве, очень похожа на происходящее сейчас, — говорит мне Гленда. — Разница в том, что Дутерте уже не нужно использовать военных для атак СМИ. Как это стало возможно? Благодаря технологиям».
После свержения Маркоса новая филиппинская демократия была далека от совершенства: нарушения прав человека не прекратились; жизни журналистов, особенно в провинции, стоили недорого (11). Но, в отличие от большинства предшественников, пытавшихся скрыть свои злоупотребления в годы правления или хотя бы притворявшихся, что следуют правилам, Дутерте ликовал, занимаясь внесудебными расправами, и громогласно приветствовал атаки на журналистов. Он также реабилитировал Маркоса. Дутерте приказал эксгумировать его тело и устроил ему воинские похороны со всеми почестями. Он сформировал политический союз с сыном Маркоса, Фердинандом Бон-гбонгом, который все еще контролировал вотчину своего отца на севере страны. В Сети появилось видео с оправданием Маркоса за преступления 1970-х и заявлением, что убийствами и пытками занималось лишь несколько «паршивых овец» в его армии…
Но, несмотря на кажущееся возрождение методов Маркоса в обращении со СМИ, Гленда считает, что у цифровой эпохи есть существенное отличие. Раньше врага можно было увидеть. Существовала некая предсказуемость: вас могли убить или вы могли бежать из города, связаться с юристом, написать правозащитникам или даже взять в руки оружие. Вы знали, кто такие агенты Маркоса, кто приходит к вам и почему. Во всем этом было что-то привычное.
