Может быть, идентичность зарождается в религии или вероисповедании?
Полдень, шлемы куполов, стремительные ступеньки, мы в майках, нам — шесть, прохладная духота церкви. Сбоку и сверху голос отдельно, оспенное лицо отдельно: «А ты, жиденок, ступай отсюда…» Так начался Фолкнер? Нет.
И после этого Игорь стремится куда-то еще — туда, где (если я правильно его понимаю) в присутствии другого человека и появляется идентичность.
Девочка, на берегу тебя. Как высоко небо. Как глубок поцелуй. Мы не на «ты» — на «я». Не вхожу — заплываю далеко в тебя: мимо — буйков, горизонта — мимо; оглянувшись, не видел кромки суши, радовался. Ты помнишь, десять июлей тому ты входила, столькожелетняя, в дух захватывающее Черное море и была в нем теплым течением. Но при чем здесь Фолкнер? При чем. При чем!
Каждый раз, читая эти строки, я думаю о том, что совсем скоро после того, как Игорь их напишет, КГБ арестует его, выходящего из того же моря.
Черновцы/Czernowitz
За десятилетия, проведенные за пределами Черновцов, Игорь научился по- новому смотреть на свой родной город.
В детстве он смутно осознавал, что когда-то это была далекая провинция Австро-Венгрии, но не имел никакого представления о литературном богатстве тех краев. Только во время разговоров в Киеве, Австрии и Израиле он узнал, что до Холокоста, войны и появления советской армии его края были родным домом для целого ряда знаменитых немецких и австрийских поэтов и писателей (Пауль Делан, Роза Ауслендер, Грегор фон Реццори), легендарных раввинов и израильских беллетристов (Аарон Аппельфельд), румынских классиков и великих австро-венгерских теноров, экономистов и биохимиков, которые появились в этом крохотном городке в результате какой-то невероятной трагической вспышки энергии в начале XX века. Память о них в Советском Союзе подавлялась, и, только приехав на Запад, Игорь начал встречаться с людьми, которые при упоминании им своего родного города вдруг оживлялись: «Вы из Черновцов? Это же город гениев!»
А до начала австровенгерской эры город уже прожил целую жизнь отдаленного форпоста Османской империи. У этого небольшого клочка земли есть множество историй, слабо связанных между собой: турецкая и венская, румынская, советская и украинская. У него были и разные названия: Чертвцы, Czernowitz, Черновцы, Cernauti, Czerniowce, Csernovic, Chern. Вдали от родного города Игорь вдохновлялся даже его тюрьмой, построенной в начале XIX века. Площадь, на которой она стоит, сначала называли Криминальной, затем — Советской, а теперь — Соборной. Сколько слоев проклятий, стихов и клятв было выцарапано на стенах ее камер, на скольких языках и скольких правителей проклинали узники?
