– Видал такие? – спрашивает Херб.
Они сидят в гостиной. Херб лениво перелистывает страницы газеты, Смитти поит водой младенца, искусно удерживая его на полусогнутой руке.
– Какие? – переспрашивает он.
– Короткие трусы. Мужские.
– Ты имеешь в виду нижнее белье?
Херб качает головой.
– Нет, – говорит он. – Купальные. Еще меньше, чем бикини. Черт, да они весят не больше четверти унции.
– Купил себе?
– Черта с два. Сколько они там стоят?
Херб принимается изучать детали рекламного объявления.
– Полтора доллара за штуку, – говорит он.
– Зайди в дисконтную лавочку на Пятой авеню, возьмешь пару за два доллара семьдесят три цента.
Херб продолжает вдумчиво рассматривать иллюстрацию.
– Есть белые, черные, бледно-желтые и розовые.
– Угу! – хмыкает Смитти.
Он осторожно извлекает соску изо рта ребенка. Икота прошла, тот спит.
– Ну, давай, Чарли! Просыпайся.
О, мама, еще четыре минуты, я не опоздаю, честно, я же пришел в два ночи, и я надеюсь, что ты никогда не узнаешь, как я набрался накануне, не обращай внимания! Который час? Мама!
– Чарли! Я выразить не могу, как мне жаль…
Жаль? Лора, я же хотел, чтобы у нас все прошло идеально. Но кто, в реальной жизни, заканчивает одновременно? Ну, перестань! Это легко исправить. Давай попробуем еще… О, Чарли…
– Чарли? Твое имя – Чарли? Можешь называть меня просто – Рыжая.
…однажды, когда ему было лет четырнадцать (он помнил, помнил!), среди его друзей была девочка по имени Руфь. Как-то на вечеринке они затеяли игру с поцелуями – парочке выпадала очередь, и они отправлялись на «почту», в которую превратился широкий темный тамбур между входными дверями и дверями в гостиную в старинном доме на Сэнсом-стрит. Всю вечеринку Чарли не сводил с Руфи глаз. У нее была теплая на вид оливковая кожа и блестящие, короткие, иссиня-черные волосы. Облик ее дополнял негромкий голос, тонкие, изящно вырезанные губы и застенчивый взгляд. На Чарли каждый раз она смотрела не больше мгновения, и под оливковой кожей он не смог бы увидеть румянца, но, даже не видя этого, он понимал, что она краснеет. И когда гогочущие и хихикающие приятели выкрикнули его имя, а потом ее, и они должны были пойти на «почту» и закрыть за собой дверь, единственное, что он смог произнести, так это залихватское – «Сейчас все будет, не проблема»!
Он раскрыл перед ней дверь, и она, сделав несколько осторожных шажков, скользнула в темноту тамбура, так низко опустив глаза, что, казалось, они у нее полностью закрыты, а ее длинные ресницы касаются теплых щек; плечи ее округлились от напряжения, а пальцами она судорожно сжимала запястья. Сзади же молодняк продолжал хихикать, постанывать и причмокивать, изображая страстные поцелуи. Чарли широко ухмыльнулся, вошел и закрыл за собой дверь.
