Я был зол на мистера Кнюдсена из Торонто и желал, чтобы он очутился за тысячу земель. Он и помешал мне и испугал меня. Но потом мы подружились, и он несколько дней исполнял роль моего верного носильщика. Его образ жизни свидетельствовал о том, что сторонники спорта на свежем воздухе имеют в Торонто ярого приверженца. Он питал неистощимый интерес к животным, к природе и все свои наблюдения аккуратно записывал в блокнот. На шее мистера Кнюдсена на тоненьком ремешке болтался фотоаппарат с объективом, покрытым пылью и цветочной пыльцой. Он радовался, что может несколько дней поговорить по-шведски, следовал за мной, как тень, разговаривал только шепотом и имел самые добрые намерения.
На рассвете большой аллигатор объявил о своей страсти и тут же получил ответ. Диалог длился добрых десять минут, но реплики звучали все тише, и в конце концов из-под крупнолистных желтых водяных лилий слышалось лишь глухое бормотание.
Охране парка приходится вести суровую борьбу с браконьерами. Кожа с брюха аллигатора ценится от 30 до 35 крон за фут и идет на изготовление туфель, сумок, поясов и ремешков для часов, продающихся в самых фешенебельных магазинах Нью-Йорка и Майами.
Взошло солнце, и по соседству от нас проснулись четверо уже научившихся летать птенцов змеешейки>{17}. Они тут же потребовали у родителей завтрак. От их гнезда почти ничего не осталось: когда птенцы учились летать, стебли и веточки постепенно попадали в воду. Трудолюбивые родители тут же находили пищу: зеркальная поверхность воды была усеяна маленькими усатыми сомиками и панцирными щуками. Подцепив рыбу величиной с салаку, змеешейка выплывает на поверхность, подкидывает рыбу в воздух так, чтобы она перевернулась, и заглатывает ее с головы. После удачной охоты змеешейка садится на ближайшее дерево и широко расправляет крылья, чтобы они просохли. У змеешеек нет водоотталкивающего жирового слоя на перьях, и, мокрые, они не могут летать. Высохнув, змеешейка возвращается к птенцам, и тут начинаются ее мучения. Длинные острые клювы четырех птенцов мелькают, точно клинки перед глазами мамы или папы — смотря у кого нужно отнять добычу. Когда наблюдаешь за этим завтраком в телеобъектив, кажется, что это какое-то истязание.
Загорающие на солнце сомики были вспугнуты двумя небольшими черепахами, которые пересекали водную гладь, прижавшись друг к другу, точно влюбленные. В иле, на дне, лежала третья черепаха, вытянув длинную и тонкую, как у змеешейки, шею. Ее головка, словно перископ, торчала над водой. Черепахам всегда приходится быть начеку: ими любят полакомиться аллигаторы.
