Карельская тропка | страница 61
Ждать раненого, по мнению охотников, медведя на том же месте у добычи кто-то посчитал делом бесполезным, и, выругавшись, охотники вернулись домой, в город ни с чем. А вечером медведь, как ни в чем не бывало, снова наведался к лосю, наелся и ушел обратно в лес.
О случившемся охотников известили, и опять вооруженный отряд заявился в лесную деревушку. Говорили, что отряд пополнился и выглядел внушительней. Но и этот отряд не нашел зверя. Правда, в этот раз домой не поехали, а остались ночевать в деревушке, чтобы на утро по горячим следам с собакой найти медведя.
Почему никто из прибывших стрелков не догадался засесть у добычи в кустах с вечера или на худой случай залезть на дерево и подождать зверя там — не знаю. Но медведь к лосю заявился и в этот вечер, наелся и, не дожидаясь, когда охотники пробудятся от сна, куда-то ушел.
Так и закончилась эта широко известная по нашим местам охота. Охотники невесело вернулись в город, а мишка полегоньку уплел всего лося. Говорили, что последнее время зверь крутился около деревушки чуть ли не целыми днями. Уже падал снег, и по следам на снегу кто-то из местных дотошных стариков точно установил, что последнее время и ночевать-то зверь никуда далеко не уходил — он обходил деревушку по ручью и укладывался спать в густых кустах за ручьем.
Этому рассказу я мог поверить без всяких натяжек — ведь свалил лося, водил за нос охотников и пугал жителей деревушки тот самый странный, чудной, шалый медведь, который в начале лета встретился мне в дальнем углу Долгой ламбы. И никто не виноват в том, что лось, наверное, спасаясь от медведя, забрел чуть ли не в самую деревушку — уж так все получилось…
ОСТРОВОК
ПОСРЕДИ ОЗЕРА
Весна в этом году была прямо-таки сумасшедшей. Она явилась раньше всех своих сроков, тут же вызвала к себе грачей и скворцов, открыла по полям проталины, собралась было даже встречать жаворонков, но почему-то раздумала, отмахнулась от всех своих весенних забот и уступила место еще живой и нестерпимо злой напоследок косматой ведьме-зиме.
Зима, собравшаяся было на покой, скинула на оттаявшую землю свой предсмертный саван, покашляла, почихала на испуганную струйку еще теплого западного ветерка, потом подобрала свою оброненную клюку, ударила ею о лед, что все еще лежал по озеру, — и началось…
Когда где-то там, под Рязанью, уже дышит, успокаивается отошедшая от зимы земля, у нас в середине апреля завернул крутой, пронзительный февраль, с поземками и метелями, с вьюгами и буранами. И долго под ледяным, тяжелым от снега ветром жались, толпились в озябшие кучки опрометчивые грачи и скворцы.
