Как могла выносить малая рыбка весь этот гвалт и почему она по памяти прошлого не ушла, не покинула разом озера, как тогда, когда вышел из-за нее самый первый спор? Меня коробило от этой ловли, и я молил бога, чтобы ударил хороший мороз и залив вместе с сетями ушел бы под лед. И хранитель карельского озера, видимо, услыхал мои молитвы. Мороз пришел вдруг и разом оборвал всю эту возню вокруг чудесной карельской рыбки.
Лед на озере пролежал недолго, его разбило ветром, унесло, но рыбачки не вернулись — видимо, ряпушка в нашем озере уже прошла. Каждый день я похаживал тогда в лес с собакой, а на обратном пути обычно заглядывал к своему другу Степану Дмитриевичу Тюмину. И в этот раз я подошел к крыльцу его дома, привязал у крыльца пса, отложил в сторону ружье и начал было с хозяином дома привычный и, видимо, необходимый для нас обоих разговор о том и о сем.
Разговор на крыльце продолжался недолго. Степан Дмитриевич извинился, что прерывает нашу беседу здесь, на крыльце, на улице, и предложил перенести начатое толкование о рыбе, о звере в его дом, в избу, ибо на это у него, у хозяина дома, есть сейчас особые причины.
В избе на столе стоял гудящий самовар, а рядом с самоваром на сковородке дышала и звала к себе своим необыкновенным ароматом ряпушка, только что приготовленная по-карельски…
Откуда эта рыбка, я не спрашивал, да и сам хозяин не собирался сразу открывать тайну. Он просил сначала сесть за стол и попробовать, что он наготовил…
Мне была выделена глубокая ложка, а рядом с ложкой положен толстый кусок свежего ржаного хлеба. И мы начали священнодействие…
Сначала попробовали отвар-уху, крепчайшую, сладкую уху, что желто посвечивала среди рыбки и тоненьких кусочков картофеля. Потом выловили по ломтику картофеля и попробовали варенный в ухе картофель, который Тюмин сажал, полол, опахивал и копал сам, и не на дальнем огороде, а здесь, около дома, где родится самая лучшая картошка на острове.
И вот настал срок снять с рыбки первую розовую полоску мякоти и почувствовать вкус этой неизвестно откуда взявшейся, но удивительно ароматной рыбки…
Рыбка была хороша. И когда угощения на сковородке порядком поубавилось, когда вслед за ряпушкой по-карельски мне был поднесен стакан горячего, крепкого чая, Тюмин не выдержал и предложил после чая снова спуститься из дома на крыльцо, а потом подойти к мосткам и отвести от берега лодку.
Совсем недалеко от берега стояла у Степана Дмитриевича небольшая старенькая сетчонка. Мы осторожно, боясь будто что потерять, приподняли край сетки и увидели несколько серебряных рыбок. Это была ряпушка, которая нерестилась у острова еще до льда, но вот теперь, после льда, уже откидав икру, снова явилась к острову, правда не так густо.
