Сетями, поставленными в то время у острова, никто не баловал. Сети без присмотра стояли неделями, и за великий позор считалось даже пошевелить чужую снасть. Знал это и Николай, но, с нетерпением дождавшись конца первой весенней ловли, он сам у себя воровал сеть — незаметно снимал ее, прятал в кустах — и по всему острову объявлял, что снасть кто-то стащил.
Валентина, человек приезжий, видимо, считала, что и здесь могут тащить все, что попадет под руку. Она верила мужу, кляла всех рыбаков сразу, охая, бегала по заливу и искала пропавшую сеть.
Наступало время леща, зацветала рябина, вот-вот косяки тяжелых и более ценных, чем щука, рыб должны были подойти к острову, а у Николая Анашкина опять не было снасти. И опять жена справляла сеть, на этот раз крупную, лещевую и опять первыми, самыми дорогими лещами одаривала выгодны?; знакомых.
Лещ оставлял в заливе икру, уходил, а у Николая снова могла исчезнуть сеть. Говорили по острову, что украденную у самого себя снасть непутевый рыбак сбывал за бесценок, а потом два или три дня кряду не показывался дома, поминая на стороне и пропавшую снасть и рыбную ловлю.
Валентину ругали, Николая жалели, жалел бесхарактерного человека и я, но в то же время и откровенно уважал.
От других известных мне рыбаков, нередко считавших пойманную и непойманную рыбу не только на кошелки и килограммы, но на рубли и даже копейки, Анашкин отличался абсолютной рыбацкой честностью.
И щуку, и леща, и сига ловили здесь обычно в узком, но длинном заливе. Этот залив начинался у дальнего конца острова и тянулся до самой дамбы вдоль коренного берега. Залив в отличие от других заливов озера был мелкий, кормовой, нагульный, и именно сюда отправлялись многочисленные стаи нерестовых рыб отметать икру. По логике этот залив давно следовало бы объявить заповедным, запретным для рыбаков, но рыбу ловить здесь разрешалось, а потому с самой весны каждый из рыбаков забивал в илистое дно по паре кольев и держал между этими колами свою сетку. Добрые капроновые сетки не гнили в воде, их только перетряхивали утром и вечером, снимали попавшуюся рыбу. Другой раз даже небольшие дыры в сети, оставшиеся после зубастых щук, чинили прямо на месте, на воде, вытянув часть сетевого полотна в лодку…
У каждого рыбака было в нашем заливе свое место, и рыбаки старались своими сетями не перегораживать путь рыбе к снасти соседа, старались не отрезать путь рыбе обратно с нерестилища: пусть себе уходит, живет, отдыхает, на следующую весну придет, мол, опять. Такое правило жило здесь издавна и никем обычно не оспаривалось. Но со временем наш зализ стал известен, и на его берегах с весны до осени нет-нет да и появлялись теперь незваные гости. Эти гости тоже привозили сети, тоже хотели поймать рыбу. Порой кто-то из гостей оказывался непорядочным человеком и стремился ночью перегородить сетями вход в залив. Таких бессовестных людей обычно изгоняли, и дорога к нашему острову им была теперь заказана навсегда. Но порой кому-то удавалось и избежать подобной кары, удавалось потихоньку нарушить принятые у нас правила и незаметно скрыться с богатой добычей.
