Человек давно знаком с белым медведем. Обитатели Крайнего Севера добывают его с незапамятных времен. Древним римлянам эти звери были известны по крайней мере в первом веке нашей эры. В Японию и Маньчжурию, как о том свидетельствуют материалы японских императорских архивов, живые белые медведи и их шкуры попадали уже в VII веке. Впрочем, население этих стран могло познакомиться с животными и раньше, так как медведи изредка достигали берегов Японии вместе с плавучими льдами. Древнейший письменный источник, содержащий сведения о белых медведях и относящийся к северу Европы, датируется примерно 880 годом; в нем сообщается о том, что два медвежонка были привезены в Норвегию из Исландии. Позже живые звери и их шкуры начинают довольно часто попадать к европейским правителям.
Русские люди уже в XII–XIII веках начали заселять берега Белого и Баренцева морей. С этого же времени поморы, несомненно, охотились на белых медведей, поставляли в Новгород, а позже и в Москву медвежьи шкуры, иной раз и живых зверей. Примечательно, что свои лодки отважные новгородские мореплаватели называли, как и белых медведей, «ушкуями», а себя — «ушкуйниками».
А 1774 году белый медведь был впервые описан в научной литературе как самостоятельный вид. Автор этого описания — английский зоолог Константин Фиппс. В XVIII веке были опубликованы и первые наблюдения за жизнью медведей в природе. В следующем столетии о белом медведе стало известно значительно больше. Постепенно расширялись сведения о нем и в первой половине нашего века. И тем не менее еще двадцать — тридцать лет назад мы знали белого медведя еще очень плохо. По сути дела он был изучен лишь в последние годы. Сыграли свою роль здесь тревога о его судьбе, поиски действенных путей охраны этого животного. Особенно обширные данные о биологии белого медведя — о миграциях, продолжительности жизни и о многом другом — зоологи стали получать после того, как научились обездвиживать и метить его.
Негромкий хлопок выстрела — и на щеке медведицы среди желтого меха появляется красное пятнышко. Сюда впился «летающий шприц». Положение красной кисточки — хвостового оперения шприца — показывает, что попадание было удачным.
Все поспешно отскакивают от берлоги. Но зверь не показывается и вообще не подает признаков жизни. Часы отсчитывают пять минут, десять… В берлоге по-прежнему тихо. Решаемся подняться по склону и заглянуть в медвежье убежище. Видно плохо, но в полумраке все-таки можно рассмотреть три черные точки — глаза и нос, обращенные к выходу, Угадываются очертания широколобой головы, похоже неподвижно лежащей на полу снежного коридора. Кто-то приносит длинный шест: только так можно убедиться, что шприц действительно сработал и препарат оказал свое действие. На всякий случай у меня в руках карабин. Рукавицы сброшены, прокаленный морозом спусковой крючок обжигает голый палец, но сейчас на это не обращаешь внимания. Конец шеста бесцеремонно тычется в большое, мягкое тело. Зверь не шевелится.
