Не убьешь. И не клянись памятью женщины, у которой ты отнял мужа. В наше время только дурак убьет жену из-за любовника. А ты вовсе не дурак. (Глядя ему прямо в глаза.) Ты — лицемер, трус, но не дурак. Я не произношу слово «предатель». Уж больно оно гнусное, язык не поворачивается. И скандала ты поднимать не захочешь — такая роскошь тебе не по карману. Мало ли что может выплыть наружу…
А д о м а с. Ну и цинизм… Хочешь меня шантажировать? Не выйдет. Я уж теперь ничего не боюсь. А этого мальчика бесстыжей девке не отдам!
К с а в е р а (серьезно). Много ты понимаешь! Может, только он меня от тебя и отмоет. Но вот чего я не соображу: с какой стати ты свою ревность прикрываешь трогательной заботой о чужом человеке?
А д о м а с. Чужом?.. Врешь, тварь!
К с а в е р а (в ужасе). Погоди… У меня и раньше мелькало подозрение… Нет, не может быть! Он твой сын? Скажи! Твой сын?
А д о м а с (упрямо). Нет! Нет!
К с а в е р а (опускаясь на стул). Скажи правду.
В комнату быстро входит Р и м а с.
Р и м а с. Вы сказали, что памятник надо уничтожить. Как вас надо понимать? Говорите.
Адомас молчит.
Это вы серьезно? Или просто так, для красного словца?
А д о м а с (беззвучно). Памятник должен быть снесен.
Р и м а с. Но он уже стоит там, на площади! Я долго на него смотрел. Памятник прекрасен. Не все ли равно, кто его создал? Площадь не ваша мастерская. Он вам больше не принадлежит.
А д о м а с. Все, равно. Его надо снести.
Р и м а с. Чепуха! Я вернулся, боясь, как бы вы не затеяли какую-нибудь глупость.
А д о м а с. Сам я не умею уничтожать…
К с а в е р а. Ну, человека ты все-таки уничтожил!
А д о м а с. Донесите. Меня осудят, памятник снесут.
К с а в е р а (с иронией). А зачем и это сваливать на других? Донеси на себя сам, так будет честнее.
А д о м а с (после паузы). Если узнают, что героя вылепил тот, кто его… Ну, словом, как тогда будут смотреть на этот памятник люди?
К с а в е р а. Они увидят только лицемерие.
А д о м а с (покорно повторяет). Только лицемерие. В Литве не прощают предательства. Может, делать памятник было безумием! Но это безумие стало моей жизнью, поисками искупления. И поэтому памятник должен быть уничтожен.
Р и м а с. Когда люди смотрят на древний храм, никто не спрашивает, что за человек был его безвестный зодчий… Творение живет само по себе и принадлежит будущим поколениям. В этом памятнике народ увековечил своего замученного поэта.
А д о м а с. А я не хочу, чтобы вместе с ним увековечили и мою трусость! Мое малодушие — ты зовешь его подлостью… Может быть, справедливо, но ты сам ее обнажил. Сам вынудил у меня признание.
