Осеннее небо | страница 8



— Ну молодец, что тут скажешь, — Похвалил меня Федор, — И жрец, и жнец, и на дуде игрец. А из нашего знаешь что-нибудь?

Звучало как вызов, поэтому я сходил за гитарой, кратко объяснил сюжет песни присутствующим японцам и запел, аккомпанируя себе в меру сил:

— Тихо как в Раю. Звезды над местечком высоки, ярки… [https://youtu.be/9B1gUadVpYE]

— Душевно-то как! — Вытер слезинку Федор, когда песня закончилась. Батя с дедом тоже слегка прониклись — многотысячелетняя скорбь еврейского народа никого не оставляет равнодушным.

— Может, в память о Нарухито что-нибудь напишешь? Красивое, — Шмыгнул носом пьяненький батя.

А что? Я могу! Какая разница, про мертвого Дикаприо поется в песне из "Титаника" или о Нарухито? От цинизма замутило, но когда еще получится так мощно хайпануть?

— Напишу, — Кивнул я, — Завтра после школы соберу музыкантов.

Раздался звонок в дверь. Махнув мужикам и сестренке — ей явно быо скучно, но она стойко терпела — пошел открывать.

На пороге стоял укрытый зонтиком Танимура — мой экс-телохранитель от якудзы. Тоже весь в трауре.

— Мотидзуки-сама просил передать, что пусть ты и не виноват, но вокруг тебя творится слишком много нехорошего, — Поведал мрачный он, — Поэтому Мотидзуки-сама просит тебя держаться подальше от его сына. Кроме того, вот… — Он протянул мне потрепанную пачку бумаг — явно читали, — В твоих задумках якудза участвовать не будет.

Ясно, это мне вернули ММА.

— А еще Ямасита-сенсей отказывается тебя учить, — Добил меня Танимура, легонько поклонился и ушел.

Глава 2

В школу мы с Хэруки с начала сентября ездим на велосипедах.

— Плачет! — Рассказывала она по пути о состоянии Кохэку.

Глупо было ожидать иного.

— А как ты, Иоши? Ты не виноват!

— Да, все так говорят, но увы! — Грустно улыбнулся я девушке, — Но не переживай, заботься о подруге, ей сейчас гораздо хуже, чем мне.

— Это я и сама знаю, — Махнула она ручкой, — Вот бы все осталось так же, как раньше.

— Было бы здорово, — Вздохнул я.

Атмосфера в школе — чудовищная, все ходят как воду опущенные. По коридорам гуляют шепотки: «Фукуда», «Брат», «Чудовище», «Так подставить всю школу!», «А видели его деда? Жалкий!», «Кореянка, да? Ну и семейка!».

Кулаки сжимались от злости, но усилием воли я заставлял себя не реагировать. Детей понять можно. Всех понять можно, но от этого нифига не легче. В классе — еще хуже. Статисты явно в замешательстве — с одной стороны, по телеку приказали нас жалеть — это значит, что следует подойти и посочувствовать. С другой стороны — неизвестно, общаемся ли мы до сих пор с «сестрой этого сумасшедшего», поэтому пока ограничивались напряженно-вежливым (бывает и такое): «Доброе утро».