— Я тут, товарищ Волков, — неожиданно отзывается из темноты Михаил Миронович. — Чем могу служить?
— Понимаете, какая штука, товарищ Щедров, — уже шепотом произносит Волков. — Мне только что… А может быть, мы лучше к вам, и я вам там?..
— Я тут дежурю, товарищ Волков, и не могу отлучиться, — строго прерывает его Щедров. — Говорите здесь, а если вас Дмитрий смущает…
— Нет-нет, товарищ майор! Дело не в Дмитрии. Боюсь, как бы нас кто посторонний не подслушал.
— Да кто же тут станет подслушивать? — удивляется Михаил Миронович. — Давайте тогда в вагон…
Щедров берется за металлическую скобу двери, слегка откатывает ее и помогает Волкову влезть в вагон.
Поднявшись следом за ним с помощью Дмитрия, Михаил Миронович спрашивает:
— Так что же вы хотели мне сообщить?
Над станцией все еще слышится гул самолетов.
— А они не начнут бомбить? — тревожится Волков, прислушиваясь к шуму авиационных моторов.
— Не начнут, — успокаивает его Щедров. — Это наши.
— Наши?.. Тогда я ничего не понимаю…
— Я пока тоже, — усмехается Михаил Миронович.
— Сейчас все объясню, — заметно волнуется Волков. — Я сегодня в ночной смене. Шел из конторы в депо. Минут десять назад это было, еще до того, как стал слышен шум самолетов. Иду, вдруг меня окликнул кто-то. А когда я отозвался, тот же голос, но уже по-немецки… Вы ведь знаете, наверное, товарищ майор, что я немец?..
— Да, знаю.
— Так вот, окликает меня и шепчет: «Слушай, Вольф, надеюсь, ты не забыл еще свой родной язык и свою немецкую родину?» А я от неожиданности не то что по-немецки, но и по-русски слова не вымолвлю. Наша фамилия действительно ведь была Вольф, это отец решил переменить ее на Волкова. А неизвестный уже сует мне в руки ракетный пистолет и ракеты. Заберите их, пожалуйста, товарищ майор. Специально разыскивал вас для этого…
— А диверсанта вы, значит, не попытались даже задержать?
— Струсил я, товарищ майор… Он ведь мне пригрозил: «Посмей только пикнуть или доложить советским чекистам! Мы надеемся на твое благоразумие и немецкий патриотизм. А задание тебе пока такое: пустить две ракеты в сторону паровозного депо, как только наши самолеты будут над Вязами».
— И вы дали ему уйти?
— Так ведь я безоружный, а у него, наверное…
— Ох, Волков, — вздыхает Михаил Миронович, — не знаю, остался ли у вас немецкий патриотизм, но и советского, видно, немного.
— Зачем же было мне тогда признаваться вам? Я бы выбросил ракетницу вместе с ракетами, и никто бы не узнал о моем разговоре с этим типом. А я ведь…
