Несмотря на свое отрицательное отношение к наемникам, Полибий [1, 66, 10] рисует их лагерь в Сикке в относительно спокойных тонах: наемники наслаждаются отдыхом и покоем, к которому они давно стремились, и ждут денег. При всем желании он не может найти здесь беспорядка и анархии. Наконец, к этим людям прибыл Ганнон, в то время правитель Ливии; однако он к великому разочарованию своих слушателей, принялся распространяться о трудном положении Карфагена и настаивать на том, чтобы наемники отказались от какой-то доли своего жалованья. В лагере после этого начались волнения, на солдатских сходках зазвучали гневные речи. Ганнон тщетно пытался успокоить бушующее море; его положение осложнялось тем, что он был вынужден обращаться ко всем этим галлам и иберам, лигурам и балеарам, ливийцам и полугрекам, часто не понимавшим пунийского языка, через добровольцев-переводчиков из числа самих солдат или их командиров. А переводчики либо сами не могли толком уразуметь, что он говорит, либо сознательно искажали смысл его слов. «Все было наполнено, — пишет Полибий, — непониманием, недоверием, беспорядком». Наемники пришли к мысли, что карфагеняне специально прислали к ним именно Ганнона, которого никто никогда не видел на поле брани, а не тех, кто своими посулами заставлял их проливать кровь. В конце концов прервав переговоры, наемники двинулись к Карфагену и расположились лагерем в непосредственной близости от него, недалеко от ливийского города Тунета.
Только теперь карфагенские правители осознали, к чему привели их действия. Чтобы ликвидировать восстание, они соглашались теперь буквально на все: организовали в лагере наемников торговлю продовольствием по ценам, которые назначали сами покупатели, и приняли все претензии солдат относительно жалованья. Эта запоздалая уступчивость лишь подстрекнула наемников к новым требованиям: они пожелали, чтобы карфагеняне возместили стоимость их коней, павших во время войны. Но и этого им показалось мало: за хлебный паек, который солдаты, пока шла война, не получили целиком, пунийцы должны были теперь заплатить по наивысшей цене военного времени. Однако даже удовлетворение этого пожелания не водворило спокойствия. Полибий, видимо, прав, когда пишет, что среди наемников были люди, вообще не желавшие никакого соглашения. Они рассчитывали на легкую победу над Карфагеном, не имевшим армии, которая сумела бы защитить город. С большим трудом посланцы карфагенского совета уговорили наемников доверить окончательное решение спора какому-нибудь полководцу, руководившему операциями в Сицилии. Естественно, сразу всплыло имя Гамилькара Барки, но эта кандидатура не прошла. Наемники считали, что, добровольно отказавшись от командования и позже не явившись в качестве посла в Сикку, он их предал. После долгих споров и взаимных угроз стороны сошлись на Гисгоне — том самом, который эвакуировал пунийские войска из Лилибея.
