Большинство людей, живших в этой части города, происходили из числа людей переселившихся сюда в девятнадцатом веке. В жилах этих людей смешались французская, испанская, итальянская, хорватская, мальтийская и еврейская кровь. Число красивых женщин на улицах этого города поражало Мигеля: темноволосые, высокие, с оливковым загаром и чертами, достойными работ мастеров классической Эллады. В этих женщинах природная красота сочеталась с благородством происхождения. Подавляющее большинство колонистов, переселявшихся на эти земли, были фабрикантами и виноделами, земельными магнатами и судовладельцами, потомственными актерами и живописцами, офицерами и книгопечатниками, следом за которыми следовали разного рода искатели приключений.
Здесь, на бесплодных африканских холмах, люди, для которых слишком тесной была Европа, творили чудеса, превращая ад в рай. Там, где еще несколько столетий назад козы доедали остатки растительности, ныне раскинулись виноградники и апельсиновые плантации, там, где еще недавно росли лишь жесткие кустарники, ныне росла пшеница и оливковые деревья. Бесчисленные дороги ныне пересекали предгорья Атласа, а на пепле старинных пиратских баз, практически на пустом месте, выросли города подобные Орану.
Зная, что представлял собой Алжир до французского завоевания, Массиньи теперь прекрасно понимал, на что способна творческая сила человека и воображение, его благородство и трудолюбие.
— То, что ты сейчас видишь, скоро исчезнет, — разочарованно произнес Нанду, пока Массиньи рассматривал местные здания, в которых неоклассицизм тесно переплетался с мавританским стилем. — Создатели сами погубили свое творение.
— Почему ты так говоришь? — с интересом спросил его спутник.
— Те люди, которые создали это, создавали рай не только для себя, но… и для своих врагов, — покачав головой, бросил Перейра. — Мусульмане получили возможность работать на фабриках и плантациях, которыми владели черноногие, мусульманам было предоставлено бесплатное образование, для мусульман были построены больницы и дома призрения. Черноногие сами сделали арабов более сильными.
— Но почему же никто не пресек первые ростки агрессии? — с недоумением бросил Массиньи.
— Это долгая история. Ведь я не черноногий, а ответ на этот вопрос хотел бы найти и сам.
Мигель старался не давить на своего собеседника. Достав из чехла камеру, он начал фотографировать: фасады зданий, людей на улицах и пейзажи, которые открывались в просветах переулков, спускавшихся к морю.
