«Пусть так, о госпожа. Хотя Светлый не бог нам, он — наш Отец».
«Почему ты зовешь его Светлым?»
«Потому что лишь свет дает тень».
«Ты смеешься надо мной, старуха?!»
«Не смею, о госпожа. Если эти никчемные ответы оскорбили тебя, прикажи вырвать язык, и он будет брошен к твоим ногам».
«Не нужно, — я морщусь. В памяти против воли всплывает харя ожившего мертвеца, его черный, гниющий язык, ворочающийся за обнажившимися зубами. — Говори дальше. Этот парень пришел в вашу деревню три года назад. Что он делал все это время?»
«Он был здесь всегда, — старуха смотрит на меня, как на дерево, но на дне ее глаз плещется сочувствие. Таким взглядом глядят на больное, источенное термитами дерево. — Всегда делал. Освещал нас, чтобы мы лучше видели тень. Делал мрак чернее».
«Он подбил нескольких ваших на кражу. Что им было нужно в музее?»
«Он позвал их, и они пошли. Так лодка, влекомая течением, не может сопротивляться силе потока. Так лист, несомый ветром…»
«Достаточно! Обойдемся без метафор. Вернулся ли кто-нибудь из тех, что ушли с ним?»
«Они все вернулись. Ты знаешь, о госпожа, милосердие твоего народа не ведает границ».
«Живым! Вернулся ли хоть кто-то из них живым, старое ты полено?!»
«Они все вернулись не мертвыми».
«Куда сейчас Соль пошел?»
«К отшельнику. К тому, кто пришел в нашу деревню тридцать три луны назад. Мы не ходим к нему. Светлый ходит…»
«Тридцать три луны назад? Он пришел вместе с Солем?»
«Нет, о госпожа. Он не мог прийти вместе. Светлый был здесь всегда».
«Умеешь ли ты считать, старуха?»
«Нет, о госпожа. Наука счета не нужна этому старому разуму».
На том разговор окончился. Сметая в кучу пожухлые листья, я вяло подумала, что могла бы с тем же успехом расспрашивать куст или камень из плебейской деревни. Наверняка они, умей говорить, отвечали бы мне так же. Как рассуждать с ней о материях менее абстрактных, я не смогла в тот раз придумать. Души плебеев, которые мне доводилось допрашивать, всегда были предельно конкретны. Надо думать, смерть как свершившийся факт мало располагает к метафизике. Вот интересно было бы узнать, каково это — допрашивать убитых вампиров? Впрочем, горних душ у них нет, а смерть наступает с гибелью души дольней… Ай да смесок! Ни одного свидетеля, ловкач такой, не оставил.
Я содрогнулась. Оставалось только надеяться, что свидетелей и впрямь не было. В противном случае… Об этом не хотелось и думать.
— Я приглашу Корониду на посиделки, — сказала я Лете, когда мы, закончив уборку, дожидались послушницу с совком и мусорным мешком для опавшей листвы. — Полагаю, для нее будет великой честью отпраздновать Парилии с нами.
