А пока нужно подождать, чтобы стихли овации, В. Вильсон все же имел громадную популярность. Сенатор Лодж использовал процедуру конгресса: он затеял чтение вслух в помещении сенатского комитета по иностранным отношениям текста Версальского мирного договора. 264 страницы большого формата. Чтение продолжалось две недели. Иногда Лодж оставался в комнате один, обращался к степам, но за ним набирала силы кампания против Лиги. Затем шесть недель «слушаний» в комитете – 60 свидетелей, 1200 страниц показаний. Сенаторы слушали иногда совершенно абсурдные речи. 19 августа 1919 года они вызвали свидетелем В. Вильсона, продержав отнюдь не крепкого здоровьем старика три часа под градом вежливо-оскорбительных вопросов. Они выжали из него поразительное признание (никак не подкреплявшееся фактами). Сенатор Джонсон, перечитав тайные, по ставшие уже гласными договоры держав Антанты, спросил: «Знали ли вы о них что-либо до мирной конференции?»
«Нет, сэр, – ответил президент, – поскольку это касается меня, я могу уверенно ответить вам: нет!».
Так и осрамили Вильсона: он предстал политическим простаком. Президент же жаловался на непонимание. Надо думать, так оно и было. Вильсон по долгу службы получал разнообразную, поистине необъятную информацию, в которой доминировали разведывательные данные. Но по велению той же службы – с высоты своего поста он с немыслимым высокомерием относился к мышиной возне – договорам европейцев и не пожелал всерьез вдуматься в то, что ему докладывалось.
Теперь Вильсон просто не мог взять в толк, почему от пего ожидали разбора этих тайных дрязг. В адрес одного из членов комитета, сенатора, ставшего в 1921—1923 годах президентом США – У. Гардинга, он бросил такие слова: «Гардинг удивительно скудоумен, ему ничего нельзя вдолбить».
Издерганный, задыхавшийся под лавиной вздорных обвинений, 63-летиий президент решился вырваться из душной атмосферы Вашингтона и апеллировать прямо к массам. Он надеялся, что получит мандат парода на осуществление в корне антинародных планов. Впрочем, последнее обстоятельство его мало беспокоило: важнее претворить драгоценный замысел в жизнь. Друзья были в ужасе, а Вильсон готовился к поездке по стране с решимостью христианского мученика времен Древнего Рима, выходящего на арену к ревущему голодному зверью. Один из знавших президента записывал: «Я был на завтраке в Белом доме за несколько дней до отъезда Вильсона в его злополучное турне. Президент, как всегда, был очень сердечен. Но меня поразил его вид. Это был явно больной человек. Его лицо осунулось и посерело, судорога часто сводила его черты, когда он с жалким видом пытался овладеть своими нервами».
