Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году | страница 98



Вскоре мне показали документы, согласно которым подозреваемый оказался по уши замешан во всевозможных заговорах и интригах с целью «разделаться с англичанами», а поскольку большинство этих бумаг были написаны его собственной рукой, не возникало особой надобности искать подтверждений его виновности. В конце концов, термин «виновный» весьма относительный. На самом деле этот термин не в полной мере применим к жителю нейтральной страны, который проявляет предпочтение одной нации по сравнению с другой. Но во время войны следует считать «виновным» любого, кто не на твоей стороне, и в этом смысле документы оказались более чем изобличающими.

Как только я увидел эти бумаги, решил немедленно арестовать раис-и-телефона, но, не желая унижать губернатора насильственным проникновением в его дворец, отправил ему просьбу зайти ко мне в штаб по срочному делу. В удивительно короткое время он прибыл в своем маленьком экипаже, запряженном парой лошадей, и вошел в мою комнату со своей обычной улыбкой на лице. Когда я объяснил причину своего желания видеть его и дал ему прочесть письма, улыбка в первый и единственный раз на моей памяти сошла с его лица, и он едва не задохнулся в буквальном смысле слова. Не думаю, что у него перехватило дыхание от содержания этих писем – скорее от того, что мы их захватили. Наконец его негодование (совершенно напускное) вылилось в слова. «Какое вероломство! Есть ли на свете человек, которому можно доверять? Подумать только, мой бывший друг опустился до такого позора!» и т. д.

Когда он закончил свою длинную тираду, я сообщил ему, что на мне лежит неприятная обязанность вторгнуться в его священные владения, дабы произвести арест. Это снова вызвало привычную улыбку на его губах, и он ответил со смешком: «У меня его больше нет. С тех пор, как уехал Совлаев, он вернулся к себе домой». После чего, в вежливой персидской манере, попросил разрешения удалиться. Но произошла задержка, чтобы найти капитана Кокерелла и отдать ему приказ об аресте, и, пока он не пришел, я не мог отпустить старика, который, несомненно, торопился предупредить друга, только что так гневно осуждаемого. Так что нам пришлось поддерживать разговор в довольно принужденной манере, и при каждой паузе старик вскакивал с просьбой удалиться, а мне приходилось повторять: «Подождите, пожалуйста, полминуты, я так редко вижу ваше превосходительство и хочу, в частности, спросить, имеется ли какая-либо перспектива падения цен на зерно». Наконец Кокерелл прибыл, и я смог дать ему необходимые распоряжения, а поскольку он передвигался на автомобиле, я решил, что он легко доберется до дома преступника прежде, чем губернатор сможет осуществить свое намерение предупредить этого «ложного» друга. Я отпустил губернатора, и было забавно наблюдать, с какой неперсидской проворностью он бросился к своему экипажу, вскочил в него и велел кучеру гнать лошадей. Машина Кокерелла исчезла на дороге слева, а экипаж губернатора растворился в облаке пыли за углом справа. Однако губернатор выиграл гонку. Из-за неуверенности в том, где именно находится жилище раис-и-телефона, машина немного задержалась, и к тому времени, как они подъехали к дому, преступник, явно предупрежденный по телефону своим другом, скрылся.