— Даня, обедать! А ну, быстренько иди! Иди, дитятко!
Я решил спрятаться под обрывом, но бабушка все же и там заметила меня и Коську. Глядя вниз, она всплеснула руками:
— Уже снюхались? А ну ты, сорвиголова, — это уже Коське — убирайся отсюда, пока я не взяла лозину!
Коська, растерявшись, виновато посмотрел исподлобья, шмыгнул носом.
— Верни мне кошку, лоботряс! Верни, а то я тебе так всыплю!
— Да разве я… И для чего она мне, бабушка?
Коська пожимал плечами, переступая с ноги на ногу.
— Видал какой? — не унималась бабушка. — Для чего ему кошка! Да разве я знаю, для чего они тебе понадобились, те несчастные кошки? Кто тебя знает, что ты с ними вытворяешь? Наказание божье, да и только. Только где появится кошка, так он ее сразу: цап! И поминай, как звали…
Коська, как видно, не собирался спорить с бабушкой. Молча, отступив за каменный выступ, он потащил за собой длинную связку рыбы. А я вынужден был пойти домой. Бабушка и дома продолжала поучать меня:
— Не водись ты с тем сорвиголовой, с тем придурковатым Коськой. Оно ж не дитя, а котолуп настоящий, уркаган из тех, что в катакомбах лазят. Вот кто он такой.
— А чей же он? — полюбопытствовала мама.
— Внук старой Бузаментихи. Папа на флотилиях плавает, за китами охотится или, хвороба его знает, где он, а дитя такое беспризорное, без мамы. Умерла ж его мама, а папа все в море… все в море… А оно при бабушке осталось. Ну, а Бузаментиха с самой весны дачников в свой дом пускает, сама на чердаке ютится. Сварит там чего-нибудь или не сварит, а мальчуган-то уже большой, кушать хочется… Вот он и промышляет. У кого кота стащит в поселке, у кого собаку. И зачем они ему? Один бог знает. Тащит и тащит. У нас был котик, уж такой красавец, что ни пером описать, ни в сказке сказать. И до чего же умный! Бывало, возвращается мой с моря, а он только услышит мотор, как задерет хвост и — на берег! Мяукает… мяукает — рыбы просит. Уж очень рыбу любил наш Гладун. Так надо же было такому случиться! Коська утащил котика. Теперь отбоя нет от мышей. Так осмелели, что прямо не то что в хату, а на голову лезут, окаянные…
Бабушка все говорила, говорила. Я уже и пообедал, а она все еще про своего Гладуна рассказывает да Коську во всех падежах склоняет…
Обедал я возле домика, за небольшим столом, затененным густыми зарослями дикого винограда. Отсюда и море видно, и тот камень, на котором обитают Робинзон и Пятница, и далекие маленькие корабли, что смело бороздили синий простор. Бабушка тараторила безумолчно, а я все слова ее пропускал мимо ушей, смотрел вдаль и думал о своем. Какое мне дело до того, что Коська вылавливает чужих кошек?
