Я сам долго смотрел в море. Оно лежало внизу тихое, спокойное, иногда чуть-чуть вздыхало, бросая на берег маленькие волны. Ближе, возле берега, море было черное, бездонное, наверное, здесь на самом деле была неизмеримая глубина, а немного дальше переливались зеленые и серебристые полосы. Они то расширялись, то сужались, незаметно меняя цвета. Я уже успел заметить и убедиться, что морской простор никогда не бывает одинаковым. Посмотришь на море через час, и оно уже совсем не такое, как раньше было… Я смотрел с кручи в воду и удивлялся: неужели отсюда можно увидеть рыбу? Да еще и на большой глубине!.. Нет, дедушка, наверное, подшутил надо мной.
И, посидев с полчаса в рыбацком «гнезде», я пошел по отмели в степь. От меня не отставала и мама.
Отмель была каменистая. Ранней весной, говорил дедушка, здесь росла трава, но к середине лета она уже успевала высохнуть. И только дальше, там, откуда уже почти не было видно моря, встречались полынь, донник и еще какие-то суховатые цветы без запаха. Мама собирала лучшие из них, а я присматривался к норкам сусликов. Здесь их очень много. Суслик такой комичный! Желтый, полосатый или серый, он встанет на задние лапки, как столбик, и смотрит. Смотрит, да еще и посвистывает. А начнешь приближаться, он моментально нырнет в норку, как рыба в воду. Я пытался представить себе, какую ловушку можно поставить для этих сусликов.
Мысли мои разогнала мама. Она собрала большой букет полевых цветов, села на камень и запела. Нежно, нежно пела она про казака, что уехал за Десну. Я знаю: она по папе тосковала. Она всегда так: только начнет думать о папе, так и запоет. Мне очень хочется слушать мамину песню, но я не люблю, когда она грустит.
— Гей, гей, мама! — зову я ее. — Давай не будем грустить.
Мама все же допела свою песню, затем немного подумала и сказала:
— А что там наш Саша делает?
Моего папу вообще зовут Александр Степанович, а мама называет его Сашей. Я и сам называл его Сашей, пока был маленьким, а теперь стесняюсь.
— А что делает, — отвечаю, — танки по танкодрому гоняет! Разве ты не знаешь, что папа делает?
Мама вздохнула, понюхала колючие полевые цветы, немного помолчала и проговорила:
— Гоняет, Даня. А наверное, и ему хотелось бы вот так в степи погулять или рыбу половить.
С далекого берега долетел до нас голос. Мы с мамой сразу заметили: нам сигналят шляпой. Зовут, значит. Я знал — не напрасно зовут. Покинув маму, я пулей полетел к морю. Из-под моих ног разбегались во все стороны толстые суслики.
